Великая игра

— Но ты не просто избран. Ты одарен щедрее других. На тебе отметина Его.

Хонахт инстинктивно коснулся лба — почему-то ему показалось, что отметина именно там, хотя иных меток, кроме старых шрамов, полученных еще в драках в Аст Иллаис, да рубцов от кнута на его теле не было.

— Ты можешь мысленно взывать к зверям. Возможно, мы сможем развить твои способности, чтобы ты мог взывать к людям и читать их мысли. Если так, то ты станешь истинным пастырем…

— Нет! Я твой пес, ты — пастырь, — выдохнул Хонахт в ужасе от собственной дерзости. Но порыв был слишком силен, и он не сумел сдержаться, перебив тано. Тот лишь улыбнулся.

— Да, я могу слышать чужие мысли. Но я не бессмертен. Да, я живу дольше многих, и я вынужден заставлять свою плоть подчиняться необходимости. Я — потомок древней крови, но с годами наш род утратил многое из того, чем владели мои предки. И потому мне приходится зачинать детей от дев, обладающих способностями.

Хонахт низко склонил голову, страдая всем сердцем от слов тано о собственном унижении.

— Да, многие века в твердыне правят потомки одного рода.

Хонахт уже это знал. И понимал, почему тано сам назначает каждому женщину. Это была великая необходимость и великая жертва. И ослушники непременно должны были быть наказаны, ибо покушаются на великое. Он сам осуществлял такое наказание в том самом подвале под башней, когда Кьонте из Видящих-и-Помнящих попытался сбежать вместе с Ориен. Но девушка вовремя одумалась, потому тано простил ее и, как и было решено задолго до того, ввел ее к себе. Теперь она носит ребенка, который, возможно, будет обладать способностями древних. Кьонте же подвергся вразумлению кнутом, а потом был ночью увезен в Лаан Ниэн, где хоронили мертвых и куда отвозили нераскаявшихся отступников, потому как они уже были все равно что мертвы. Назад он не вернулся. Глупые люди Семи кланов говорили, что духи пожирают души оставленных там людей. Были и еще два отступника. Один — имени его Хонахт даже не помнил — сбежал, и за ним долго охотились по лесам, но так и не нашли, а другого воины Ахтанира увели куда-то в бесконечные переходы твердыни, и его тоже никто больше не видел. Но тано после его исчезновения словно бы стал выглядеть моложе.

Хонахту пока не назначили женщины, но поговаривали что им станет одна из дочерей тано, Адаири. У нее был странный взгляд отца, под тяжестью которого хотелось опуститься на колени. Она была некрасива и молчалива и, как и Хонахт, почти никогда не появлялась на вечерних собраниях, когда все хором пели печальные песни старины, танцевали или просто слушали завораживающую музыку твердыни и древние песнопения на Ах'энн, смысл которых был уже утрачен.

Адаири скользила черной тенью по переходам замка, погруженная в свой мир, как и Хонахт. Но он не знал ее мира. Знал только одно — оба они полностью принадлежат тано, и когда они объединятся, то точно так же будут ему принадлежать. И это было хорошо и правильно.

Плохо было только одно — Хонахт мог говорить со зверями, но с людьми почти никогда не выходило ничего. Это получалось только тогда, когда человек был погружен в глубокий сон, или когда ему давали отвара, расслабляющего волю, или он дышал дымом черных трав, или когда благой кнут доводил его до экстаза в желании открыться тано до самого дна. Даже когда человек стремился раскрыться, Хонахт слышал только смутные тени мыслей. И впадал в отчаяние. И, возможно, именно это отчаяние и помогло ему однажды и вправду — услышать.

Они были в одной из подземных комнат в том самом коридоре, в котором находилась и Комната Вразумления. Здесь было тепло, пламя камина разгоняло темноту. На низкой койке лежала в дурманном сне какая-то из сестер Твердыни. Хонахт привычно взял кубок и выпил до дна остро пахнущее, вязкое и горькое варево. Вкус не был ему знаком — наверное, опять что-то новое. Говоряшие-с-травами трудились, как могли, испытывая новые зелья, отвары и составы. Хонахт сидел, терзаемый отчаянием от собственного бессилия и чувством вины перед тано. Если не получится — значит, он обманывает учителя, пусть и не нарочно. «Если опять не получится — я умру, — решил он на сей раз. — Я убью себя. Такая жизнь невыносима». Он судорожно вздохнул. Он знал, что после зелья у него опять будут тяжелые сны, где из болезненно душного мрака на него будет смотреть Волк и Сова будет долбить клювом затылок. И он не сможет есть и долго будет лежать в апатии, когда весь мир сольется в нечто отвратительное и ненавистное…

Вот знакомое ощущение. Комната начала расплываться перед глазами, все заполнил тяжелый аромат. Откуда, ведь ничего не жгли?.. Во рту стало холодно и остро-солоно. Кровь? По ту сторону стола вдруг появились два колеблющихся прозрачных цветных пятна, и он с поразительной ясностью ощутил, что это — тано и Ахтанир. Ему рассказывали, что некоторые из Видящих видят цветной ореол вокруг человека и что это имеет смысл и значение. Какое именно — он не знал, это было не его дело.