— Но вы скорее всего проиграете. Потому что играете по правилам. Я буду следить за вашей игрой. Я не стану помогать или мешать вам. Но когда у вас не будет выхода — вам стоит только сказать «да».
— Вы что-то слишком многословны.
— А когда еще выпадет случай пооткровенничать с умным человеком? Однако прощайте. Не смею отнимать у Нуменора его драгоценнейшего времени. Оно для него, увы, не бесконечно. Я искренне желаю вам удачи.
Орхальдор заморгал — нет, все верно, гость исчез, словно и не было его. Только сейчас заметил, что в комнате холодно. Руки его тоже были холодны. Он страшно замерз. И внутри было холодно. Ощущение начала поединка, безнадежного, потому что не знаешь правил. И тогда он понял, что боится. Очень боится. И не знает, чего опасаться, откуда ждать беды. Гость знал, куда бить. Может, это и был тот самый неожиданный удар? Или он еще лишь будет?
Пытка ожиданием неведомого.
«Дурак, дурак, ты что — в первый раз сомневаешься? Разве тебе никогда не угрожали? Разве ты десятки раз не обходил изощреннейшие ловушки? Разве ты не все рассчитал? Так чего же сомневаешься?
Потому, что ЭТОТ говорил со мной. Пусть он не назвал себя — я знаю, кто это… И я вопреки всему ему верю. Хотя он искуснейший на свете лжец — я ему верю… Нет, это не мы с наместником игроки. Это он игрок. Играет нами обоими — но со мной одним, так он сказал? Какая честь, чтоб он провалился… Это его игра, по его правилам… Дурак самонадеянный… Что он задумал, что? Нет, я дурак. Разгадать мысли Врага — ну и гордыня… И не такие на этом ломались. Куда бежать?!
Стоп. Не паниковать. Думать. Любая задача решаема. Нужно просто сесть и подумать. Нужно четко поставить задачу. Нужно немного времени… А оно есть?
Единый, да на что же я могу надеяться? На что? Ему проиграл Финрод. Финрод! Значит, все это правда, все было, все…»
И в этот миг вдруг все, что было прежде, все, что уже давно стало «когда-то», все, что даже не поймешь, было ли, стало на мгновение явью. И ему показалось, что он летит в бездонную яму, и ужас, животный, безотчетный, заполнил все его существо.
С КЕМ ТЫ ОСМЕЛИВАЕШЬСЯ СПОРИТЬ, ЧЕРВЬ?
СДАЙСЯ. ВСЕ РАВНО ТАК БУДЕТ. СДАЙСЯ.
«Сволочь. Ах ты, сволочь…»
Закрыл лицо руками.
Мерзкое, ужасное ощущение собственной беззащитности, того, что за тобой все время исподтишка смотрит ЭТОТ и тихо посмеивается… Что? Действительно смех? Или это уже безумие подступает?
«Единый, Всеотец наш, иже за пределами Мира пребываеши, да пребудет воля Твоя, да свершится Замысел Твои, да пребудет царствие Твое…»
С детства вросшая в сознание молитва вдруг обрела плоть. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, который прячет лицо в коленях отца, потому что этот большой, всемогущий человек любит его и может защитить от всех бед и страхов… Так в детстве ночью залезаешь с головой под одеяло.
«Неужели я не прав? В чем я ошибся? Я не могу быть не прав, я все делал верно, я… Дай хоть какой-то знак».
Ответа не было. Пустота и одиночество.
Никто тебе не поможет.
Ты — один.
Сон не принес покоя. Он не помнил сновидений, но рассвет коснулся серого, изможденного, осунувшегося лица. Он всю ночь проспал за столом, щекой на старой столешнице. Дерево могло бы рассказать неслышным голосом о трапеза и беседах, о написанных письмах, обо всем, что есть жизнь человека, — но не ответило бы на тот вопрос, который так мучил спящего болезненным сном человека. А когда он проснулся, голова его была больна, а в груди неподвижным тяжелым комом лежало что-то холодное, немое и чуждое.
«Это всего лишь ночной морок. Ничего не было. Никого. А если ОН и был здесь — значит, просто пытается напугать меня, сбить с толку, потому что я на верном пути и ОН ничего уже не может мне противопоставить. Именно так. И почему я решил, что я один? За мной Нуменор. За мной Единый.
Настало утро, пора снова приниматься за дела, и долой ночь!»
Из письма госпожи Ранвен госпоже Эльмирэ