– Порой она неадекватна. – Стас Четвергов вздохнул. – Мы с женой Ксенией не оставляли ее все эти годы. Помещали в больницы. Это все из-за давней травмы. Соня порой стесняется своего вида. Впадает в депрессию.
– А что с ней произошло?
– Несчастный случай.
– В цирке?
– Н-нет, не совсем. Все произошло на почве нервного срыва. И это было очень давно, в юности. Она самая старшая из нас. Великая взяла ее в свой номер ассистенткой – ее знаменитый фокус «Ваза с водой». Они вместе выступали. Ну а после была целая жизнь. Она не в сумасшедшем же доме ее провела. Она жила, работала, на хлеб сама себе зарабатывала. Сейчас уже возраст дает себя знать, старые недуги обострились, в том числе и нервные.
– И вы с женой оказывали ей материальную помощь? Заботились о ней? – уточнил Гектор.
– Старались облегчить ей жизнь.
– А Регина Гришина?
– Тоже, насколько я знаю. Мы не оставляли нашу Мармеладку. Мы оба ее любили. Фактически моя семья в юности – это они, девчонки и Великая. Потом моей семьей стала Ксения. – Стас Четвергов указал на портрет красавицы жены.
– Отчего скончалась ваша супруга? – Гектор неумолимо прессовал сентиментального «мужа Кошелька».
– Тромб оторвался. Три года прошло, а я до сих пор не могу смириться с ее потерей. Здесь все мне о ней напоминает.
– Ваш дом словно из повести Тургенева, – заметила Катя.
– Мы с Ксенией столько в него вложили. Она подала идею – пусть наш дом станет усадьбой из прошлого. Деньги мы не жалели. Добивались некоего совершенства. А теперь я брожу по пустым комнатам и обтачиваю свои окаменелости в мастерской. Вот и Регина ушла… С годами мы оказываемся словно в пустоте, в вакууме. Великая об этом тоже говорила в свое время. Но мы, юнцы… разве могли мы тогда постичь горечь утрат?
Глава 18. Вскрытие
– Лицо дневное Андрогина еще темней, чем лик Пьеро… чем лик кретина, – продекламировал Гектор в машине, когда они покинули «дворянское гнездо» и возвращались по пробкам в Москву. – Палеоботаник из потомственных поповичей. У них с Коралловой так называемые семинаристские фамилии, я сразу внимание обратил на сходство, еще не подозревая об их родстве. Мужик рассказал нам сказки дней минувших, а от событий недавних отмазался весьма изящно. А мы-то и уши развесили, а?
– Мне кажется, мы все-таки услышали кое-что весьма важное, Гек, – заметила Катя. – Может, в будущем нас осенит, что же именно мы узнали. По крайней мере, нам теперь точно известно, кто была женщина-факир Мегалания Коралли и кто ее окружал.
– Бабулька-фокусница, земля ей пухом, откинула коньки в восьмидесятом. Но кака-а-а-я ф-ф-фемина! – воскликнул Гектор голосом Паниковского. – Хрущев, Маленков к ней липли. И Лил-л-личка! Незабвенная Брик – а уж она-то умела себе друзей выбирать. Кстати, знакомство водила с половиной НКВД, а затем КГБ. Однако наш интерес сейчас должен зашкаливать в отношении другой фемины – покойницы Коробаевой-кошелька. Она симпомпон была, судя по портрету. И моложе Регины Гришиной лет на пятнадцать. Рулилы наши сами от сохи, из провинциальных яиц повылуплялись. Супружницы их еще так-сяк – в клиниках косметических себе сделали новые губы и попы. А вот родня выдает шишек с головой… Как сейчас выражаются – наш особый генетический код. Однако Четвергов сумел жениться не только на кубышке, но и на миловидной мордашке. Тромб, видите ли, у нее, такой сытой-гладкой, оторвался… Сейчас мы проясним, какой такой тромб.
Он, придерживая руль одним пальцем, набрал в одно касание номер на мобильном.
– Гидеон Израилевич Белянин? Полковник Гектор Борщов. Как договаривались утром. Что? Бунт на корабле? Опять?! Какие еще военные медики? Какая лекция? Вы представляете, с КЕМ вы во-о-обще разговариваете? Через пять минут… да, да… на свежем, на свежем… Скажите спасибо, что я не в лекционный зал к вам сейчас заявлюсь.
Катя поймала в зеркале восторженный взгляд капитана Блистанова – он смотрел на разошедшегося (точнее, расходившегося) Гектора влюбленными глазами. Показал Кате сначала большой палец. А потом знак Victory.
Они въехали на Большую Пироговскую улицу и на углу Абрикосовского переулка у красивого здания с колоннами Гектор остановился. Катя прочла надпись на медной доске: «Клиника кожных и венерических болезней», весь комплекс зданий относился к медицинскому университету имени Сеченова.
У клиники их ждал крохотный сморщенный старик лет за восемьдесят, похожий на гнома из сказки, в круглых очках, с белой кудлатой бородой, в медицинской маске, сдвинутой на подбородок, облаченный, несмотря на теплый душный грозовой августовский день, в коричневую суконную тройку старомодного покроя. Под мышкой он держал потертый кожаный портфель с монограммой.
– Людоедский произвол! – крикнул он запальчиво Гектору, вышедшему из машины. – Молодой человек! Кем бы вы ни были, это не дает вам право так хамски… – Он узрел Катю и рыжего Блистанова в салатовом жилете велосипедиста и озадаченно умолк, посверкивая очками.