Великая. История «железной» Маргарет

Среди советологов всегда существовало два противоположных направления. Прежде всего, следует сказать о тех, кто преуменьшал различия между западной и советской системами. Представители этого направления, выступавшие по телевидению, анализировали Советский Союз с использованием заимствованных у либеральных демократий терминов. Это были оптимисты, верящие, что каким-то образом где-то внутри советской тоталитарной системы зародятся разумность и готовность к компромиссам. Вспоминается высказывание Боба Конкуеста о том, что беда системного анализа заключается в том, что, анализируя лошадь и тигра, вы найдете, что они почти одинаковы, но будет огромной ошибкой обращаться с тигром так же, как с лошадью.

С другой стороны, были те, в основном историки, кто утверждал, что тоталитарное государство принципиально отличается от либерального. Эти аналитики доказывали, что тоталитарная система создает другой тип политических лидеров, как демократическая система, и что способность одной личности изменить эту систему ничтожно мала.

Мое мнение было ближе ко второму типу восприятия, с одной очень существенной разницей. Я всегда верила, что наша западная система возобладает, если мы сохраним наши преимущества, так как она зиждется на уникальном, практически безграничном творческом потенциале и жизненной силе отдельных личностей. Даже советская система, призванная подавлять индивидуальность, никогда не могла полностью в этом преуспеть, что видно на примерах Солженицына, Сахарова, Буковского, Ратушинской и тысяч других диссидентов. Это означало, что личность могла даже бросить вызов той системе.

Я была убеждена, что нам нужно искать подходящего человека в молодом поколении советских лидеров и затем взращивать и укреплять его, при этом ясно осознавая пределы наших возможностей. Поэтому те, кто впоследствии считал, что я отошла от первоначального подхода к Советскому Союзу, потому что была ослеплена господином Горбачевым, были не правы. Я заметила его, так как искала такого человека.

В то время, когда проходил семинар в Чекерсе, ощущалось, что в скором времени в советском руководстве произойдут важные изменения. Господин Андропов, без сомнения, хотел возродить советскую экономику, которая находилась в гораздо худшем положении, чем нам казалось. Для того чтобы это сделать, он хотел сократить бюрократию и усилить эффективность. Хотя он и унаследовал высшее руководство, которое не мог сразу же сменить, почтенный возраст членов Политбюро позволял ставить на освободившиеся посты своих единомышленников. Проблемным было здоровье самого Андропова. Если бы он прожил хотя бы еще несколько лет, команда лидеров сменилась бы полностью.

Основными соискателями на главный пост были Григорий Романов и Михаил Горбачев. Я запросила о них всю доступную информацию. Было очевидно, что, как ни привлекательна возможность снова увидеть в Кремле Романова, это приведет к неприятностям. Романов в качестве первого секретаря компартии в Ленинграде завоевал авторитет эффективного руководителя, а также слыл твердым марксистом. Все это он совмещал с экстравагантным образом жизни. Признаюсь, когда я прочитала о тех бесценных хрустальных бокалах из Эрмитажа, разбитых на свадьбе его дочери, привлекательность имени была утрачена.

То немногое, что мы знали о господине Горбачеве, казалось более обнадеживающим. Он, безусловно, имел лучшее в Политбюро образование (хотя этих людей вряд ли можно было назвать интеллектуалами). Он получил репутацию человека широких взглядов. Он уверенно поднимался по карьерной лестнице при Хрущеве, Брежневе и теперь Андропове, чьим протеже он, без сомнения, являлся; но это могло означать конформизм, а не талант. Как бы то ни было, тогда же я услышала положительные отзывы о нем от Пьера Трюдо из Канады. Я стала обращать особое внимание, когда его имя упоминалось в сообщениях о Советском Союзе. На тот момент, однако, отношения с Советами были такими плохими, что прямой контакт с ними был практически невозможен. Мне казалось, что придется действовать только через Восточную Европу.

Для своего первого визита в качестве премьер-министра в одну из стран Варшавского договора я выбрала Венгрию. Венгры пошли дальше всех по пути экономических реформ, и там намечалась определенная степень либерализации, хотя откровенное инакомыслие было наказуемо. Янош Кадар, формально Первый секретарь Коммунистической партии Венгрии, а фактически единоличный руководитель, использовал экономические связи с Западом, чтобы обеспечить своему народу приемлемый уровень жизни, в то же время постоянно подтверждая приверженность Венгрии Варшавскому договору и социализму. Что было необходимо, учитывая, что примерно 60 000 советских военнослужащих располагались в Венгрии с 1948 г.