Джон Мейджор был все сильнее взволнован как членством в ERM, так и EMU. 9 апреля 1990 г. он написал мне служебную записку, что озабочен твердым намерением министров финансов ЕС прийти к соглашению по вступлению в EMU. Он не добился значительной поддержки нашей альтернативной разработки, которую мы продвигали в качестве «эволюционного подхода» к EMU{ Вслед за негативной реакцией на наше изначальное предложение о конкурирующих валютах мы начали разрабатывать этот новый подход «твердой ECU», основанный на предположениях сэра Майкла Батлера, бывшего посла Британии в сообществе, теперь работающего в Сити. (
Это позволило бы им вступить в подготовку 3-го этапа в удобном для них темпе. На встрече со мной в среду 18 апреля Джон повторил аргументы на бумаге, подчеркивая, что идею формирования полного EMU в предложенном Делором формате разделяли все, кроме Соединенного Королевства. Я не была согласна с анализами Джона и с заключением. Я сказала, что правительство не может поставить свою подпись под поправкой в договоренность, повторяющей определение делоровского EMU. Я была предельно обеспокоена тем фактом, что канцлер так быстро заглотил наживку слоганов европейского лобби.
Однако на этом этапе я понимала, что не следует открывать огонь. Эта работа была для Джона в новинку. Он правильно делал, что искал союзников в Европе и убеждал членов парламента от консерваторов в разумности наших действий. Однако уже было понятно, что он мыслил категориями компромиссов, которые были неприемлемы для меня, и что в интеллектуальном плане он плыл по течению.
Только на встрече с Джоном Мейджором в среду 13 июня я наконец сказала, что не буду сопротивляться вступлению фунта в ERM. И хотя поставленные мной условия еще не были полностью соблюдены, у меня было слишком мало союзников, чтобы настоять на своем. Но мое согласие на вступление в ERM подразумевало одно ключевое условие. Я настаивала на том, что мы выйдем на уровень 6 % с каждой стороны. Даже тогда я четко дала понять, что, если фунт окажется под давлением, я не намереваюсь применять массивное вмешательство, делая вливания фунтов и снижая процентные ставки или поднимая ставки до вредоносного уровня и используя жизненно важные резервы для сохранения высокого курса фунта.
Это на корню разбивает утверждение некоторых сторонников ERM, оправдывающих последующий обвал тем, что мы правильно сделали, что вступили, но ошибочно вступили с таким уровнем ставок. В действительности ставка, подходящая сегодня, может быть губительной завтра, и наоборот. До этого момента ERM никогда не была твердой системой. Мне не требовалось разъяснять это своим европейским партнерам, поскольку, какими бы ни были точные цифры, страна, которая желала сменить курс, всегда могла сделать это на практике. Теперь, когда Британия была внутри ERM, другие страны будут так стремиться удерживать нас внутри, что они почти не создадут сложностей относительно перестройки.
Я противилась стремлению Джона вступить в ERM в июле. Однако к осени высокие процентные ставки уже явно делали свое дело. Было ясно, что процентные ставки теперь следует понизить вне зависимости от вопроса ERM. Что касается вступления в ERM, мадридские условия пока не были полностью выполнены. Но самой важной проблемой была инфляция. Только в конце года цифра инфляции в измерении RPI начала снижаться.
Однако другие индикаторы: анализы CBI, продажи автомобилей, розничные цены и прежде всего денежная масса – показывали, что мы приближаемся к пику инфляции. Я настаивала; но они хотели отсрочки. Но я, со своей стороны, намеревалась продемонстрировать, что мы будем и дальше использовать валютные условия, в качестве инструмента по установлению процентных ставок. Поэтому 5 октября мы объявили о том, что стремимся к вхождению в ERM, и я особо указала на снижение процентных ставок и причинах для такого шага в представлении этого решения.
Глава 37
Экспресс на Вавилон