Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

На него словно столбняк напал. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Всего-то делов, думал он так, как привык думать, но почему-то окончательно оробел. С такой продуманной обороной он ещё не встречался: Гринёва снова обвела его вокруг пальца, выскользнула, как угорь из пальцев, она словно читала его мысли и опережала на полшага, а в её глазах прыгали чёртики смеха. Ведьма, подумал он, точно, ведьма. Страх, который оставил было его, всплыл откуда-то из-под сознания, и он снова стал один-одинешенек во всей вселенной, никому не нужный и совсем пропащий, хоть бери да вешайся.

— Я не могу принять твоего предложения, — сказала она и гордо протянула ему флешку.

— Почему? — спросил он упавшим голосом.

Всё, что он возводил с таким трудом, рушилось в одно мгновение. Сердце падало, как в скоростном лифте. Ему казалось, что он заслужил благосклонности.

— Потому что это то, что бывает в жизни один раз, — вдруг абсолютно серьёзно объяснила она.

Вот это принципы! — восхитился он и предложил:

— Давай поделим славу пополам. Всё равно тебе придется упомянуть меня как источник информации. К тому же надо будет объясняться с очень серьёзными людьми.

Он почему-то вспомнил мистера Билла Чишолма и подумал, что теперь им не по пути и что мистер Билл Чишолм обязательно предъявит претензии и что надо сделать всё, чтобы он их не предъявил.

— Я подумаю, — сказал она, загадочно блеснув улыбкой.

— А чего здесь думать?! — удивился он, полагая, что всё в жизни, за редким исключением, надо делать быстро, ибо обстоятельства в этой жизни быстро, если не мгновенно, меняются.

Переспи я с ней на самом деле, она бы не так пела, подумал он со странным ожесточением к самому себе, но не был уверен в собственных выводах.

— Боюсь, что на нас спустят всех собак, — сказала она небрежно.

И вмиг стала серьёзной — такой, какой она, должно быть, бывала в больших кабинетах, где сидели толстые, задастые дяди, правившие этим миром. А вся её напускная бравада — всего лишь защитная форма, чтобы выжить в суровой журналистской действительности. У Феликса не хватило слов: оказывается, такой, именно такой он любил её ещё больше всего. Однако, к своему ужасу, он понял, что это всего-навсего демонстрация пакта о ненападении, не дающего никакого преимущества. С другой стороны, надежда говорила, что половина дистанции пройдена, и он тут же подумал, что в очередной раз ошибся, ибо не видел финиша. Финиш был где-то за горизонтом, в далёком будущем, до которого надо было ещё топать и топать.

— Им будет не до нас, — заверил он её, хотя сам не был до конца уверен.

И вообще он даже себя не слышал, ему казалось, что вместо него говорит кто-то другой. Мстить будут, понял он, страшно и мерзко мстить. И проверил своё лицо. Оно было печально-кислым, таким кислым, словно он жевал шнурок от ботинок.

— Вот то-то и оно, — серьёзно сказала Гринёва, словно угадав его мысли, и стала ещё прекраснее и недоступнее.

Он так и не понял, уговорил её или нет. Кабина мягко дёрнулась, двери открылись, и в неё ввалилась компания, состоящая из Глеба Исакова, Норы Джонсон из «USA Today» и Александра Гольдфарбаха из журнала «Wired». Все навеселе, все на взводе, всех водой не разлей, все словно в мёде сахарные, а на деле волки волками — только бы урвать своё, только объегорить кого-нибудь и проехаться за чужой счёт. Почуяли сенсацию, понял Феликс. Сейчас пытать начнут всякими доступными и недоступными методами.

Александр Гольдфарбах полез обниматься:

— Феликс!!!

Это был неприятный еврей, высокий, костлявый, с длинными волосами, как у Джонни Деппа, с манерами из той «совковой» системы, которую Феликс ненавидел и презирал всеми фибрами души. Должно быть, поэтому Гольдфарбах и приглянулся Березовскому, потому что не давал забыть СССР. Ко всему прочему он лысел на затылке и мазался какой-то вонючей дрянью. Однажды Феликс застал его, ухаживающего за своей шевелюрой. Гольдфарбах не растерялся и счёл нужным объяснить, что это японская настойка из перцовых водорослей, которая стимулирует рост волос. Но кажется, она ему не помогла, потому что кое-где сквозь немытые волосы просвечивал череп, как глина сквозь водоросли в реке.

— Хватит! — едва отбился Феликс, брезгливо вытирая рот. — Ещё подумают чёрт-те что!

— И пусть думают! — согласился Александр Гольдфарбах, весьма довольный собой.