Великая Китайская стена

Человечеству между тем никак не надоест бороться за земли, и где бы ни возник территориальный спор, начинают появляться стены. На протяжении истории китайцы, возможно, были одержимы стенами больше других народов, однако порыв строить стены явно присущ всему человечеству — ему поддавались все древние цивилизации: Рим, Египет, Ассирия. И это тот импульс, который фактически пережил XX век, завершение «холодной войны» и мнимый «конец истории». В 1980 году в Марокко начали строить и охранять более двух тысяч километров песчаной стены в самом сердце Западной Сахары, пытаясь обеспечить безопасность на бывшей испанской территории, которую страна прибрала к рукам во время краха колониальной империи, последовавшего за смертью Франко в 1975 году. С 2002 года Израиль строит «оборонительную» стену — «призванную не допустить проникновения террористов, оружия и взрывчатых веществ в Государство Израиль» — между оккупированными территориями и основной территорией Израиля. Называть ее просто стеной — преувеличение. Это не стена в обычном смысле, из камня или кирпича, а преграда, которая тянется на несколько сотен километров, ее ширина в среднем составляет семьдесят метров, стена построена в основном из бетона с включением участков колючей проволоки, изгородей под током, рвов, следовых полос, патрулируемых танками проходов, буферных и запретных зон по обеим сторонам.

Кроме напоминания о том, что стены повсеместно остаются любимым занятием строителей империй, эти два современных барьера проливают свет на часто забываемую цель стеностроительства: нападение, а не оборона. Стены принято считать внутренней защитной мерой в противоположность внешней агрессивной стратегии походов и набегов. В значительной мере китайцы гордятся Великой стеной, исходя из следующего допущения: как военная стратегия она высокоморальна, так как имела оборонительное, а не агрессивное назначение. Она является отражением в целом миролюбивой, неконфронтационной, неимпериалистической и нестяжательской природы Китая (вплоть до сегодняшнего дня китайское самосознание преувеличенно накачано идеей о том, будто внешняя политика Китая неизменно является исключительно оборонительной, нацеленной против агрессий, а не инициирует их; оккупация им независимого Тибета в 1950 году всего лишь одна из многих фигур умолчания). «Поскольку китайский народ миролюбив по природе, — рассуждал один из китайских ученых, — в течение тысяч лет династии одна за другой являли миру чудо Великой стены».

Назначение стен, однако, полностью зависит от того, где их строят. Отгораживание стенами постоянно населенных территорий, таких как города или сельскохозяйственные земли, от, скажем, набегов скотоводов-кочевников, несомненно, является оборонительным замыслом. Но ведь и Марокко, и Израиль построили свои стены вдали от собственных территорий, что сделало их совершенно бессмысленными с точки зрения обороны: марокканская стена находится в сердце Сахары, а девяносто процентов израильской ограды алчно сворачивает с «зеленой линии» границы между Израилем и оккупированными территориями, вгрызаясь в палестинские земли. По завершении строительства ожидается, что стена отрежет пятнадцать процентов территории Западного берега реки Иордан и двести тысяч палестинцев от основного скопления палестинских поселений на Западном берегу. Неудивительно тогда, что обе стены осуждаются населением районов, на которые они покушаются, и международными правозащитными организациями как стены «оккупации», «позора и мучений». Смысл рубежных стен древнего Китая тоже можно пересмотреть в этом свете: последние интерпретации назначения Великой стены настаивают на том, будто она была призвана защитить миролюбивых китайских земледельцев и их цивилизованные города от свирепых грабителей-варваров. Однако стены, построенные еще в первом тысячелетии до н. э., далеко заползают в монгольские степи и соляные пустыни северо-западного Китая, на сотни километров от обрабатываемых земель. Они выглядят не столько как защита территории, сколько как средство ее отхватить, и предназначены для того, чтобы позволить китайцам управлять народами, чей образ жизни отличается от их собственного, а также контролировать доходные торговые пути.