Великая Китайская стена

В книге Джозефа Нидэма «Наука и цивилизация в Китае» содержится следующее наблюдение:

«Они опоясывают его, они делят его на участки и кварталы, они больше любого другого строения несут на себе отпечаток основных черт китайских общин… нет такой вещи, как город без стены. Это было бы так же невообразимо, как дом без крыши… Едва ли в северном Китае найдется деревня любого возраста или размера, где не обнаружилось бы хоть глинобитной стены или развалин стены».

Любовь китайцев к опоясывающим стенам глубоко вписана в сам язык. Самые ранние версии (примерно 1200 год до н. э.) иероглифов, обозначающих «поселение» и «оборона», изображали окруженные стеной компаунды; оба понятия немыслимы без ограждения со всех четырех сторон. Позднее для обозначения понятий «город» и «стена» в классическом китайском языке использовалось одно и то же слово: cheng. Иероглиф, означающий «столичный город» (произносится цзин), первоначально изображал караульное помещение над городскими воротами.

Стеностроительство и письменность переплелись между собой, чтобы охарактеризовать китайскую цивилизацию и физически, и образно с того самого момента, как она возникла, разделяя и различая народы и поселения Китая от их менее оседлых, менее образованных соседей с севера. Чтобы понять тысячелетний порыв китайцев строить стены, понять суть конфликта, породившего стену, нам необходимо проследить истоки этих двух несравнимо разных, географически граничивших друг с другом культур: культуры земледельцев, уверенных в своей образованности, окруженных стенами Китая, и культуры пастушеских кочевых племен Монгольской степи.

Примерно пятнадцать лет назад, как только коммунистическая партия Китая занялась своими наиболее актуальными задачами после разгрома поборников демократии на площади Тяньаньмэнь — уборкой с улиц тел гражданских лиц, составлением списков разыскиваемых лиц, проведением облав на тех активистов, которые не смогли выбраться из страны, — она обратилась мыслью к политическому перевоспитанию. Раз уж, высказали правильную догадку руководители партии, дула Народно-освободительной армии были повернуты на сам народ, то одних коммунистических принципов будет недостаточно, чтобы убедить китайцев в легитимности автократичного социалистического правления. В поисках новой государственной религии, вокруг которой могла бы сплотиться страна, партия натолкнулась на довольно старомодную версию некой старомодной идеи: ксенофобский национализм, подогреваемый злым подозрением, что Запад настроен, как настойчиво внушали китайским массам, сдерживать подъем Китая.

Стремясь убедить своих граждан — в 1989–1991 годах видевших, как исчезают коммунистические государства в Европе, — что открытая, по западному образцу демократия в корне не подходит однопартийному социалистическому Китаю, коммунисты путем энергичной кампании патриотического воспитания, развернутой по всей стране, принялись доказывать — положение государства в Китае уникально, он пока не готов к демократии. Китайская история, или особый взгляд на историю, быстро стала одним из самых важных средств в обойме партийной патриотической пропаганды. Утверждалось, будто коммунисты просто являются наследниками проверенной и испытанной модели единого, авторитарного китайского государства, предположительно возникшего пять тысяч лет назад — время, примерно соответствующее периоду, приписываемому правлению Желтого императора, мифологического предка-основателя Китая, который, как считается, управлял государством в начале третьего тысячелетия до н. э. (в 1994 году один из членов политбюро продемонстрировал уважительную веру в своего легендарного предшественника, возложив цветы и посадив дерево на мемориальной церемонии в его честь). Играя на давнем, хоть и смутном, чувстве гордости китайской общественности по поводу древности своего государства, коммунистическая кампания патриотического воспитания трансформировала идею, что в полной мере сформировавшееся китайское государство появилось тысячи лет назад, в шаблон, неустанно вдалбливаемый агентами политбюро, некоторыми учеными-приспособленцами и ленивыми туристическими гидами, чтобы заставить любого слушателя, китайца или иностранца, поверить — так в Китае всегда было и всегда будет (пока коммунисты не скажут другое).