…Теперь хочу объяснить мои задержки ответов на твои письма. В этом я был всегда аккуратен и радовался твоей аккуратности. До сих пор болею душой над несвоевременным откликом. Но тут есть одно НО! Я продолжаю (!) завершать первую книгу Княгини. По ощущениями, по созерцанию это может произойти вот-вот… Но «вот-вот» растянулось на месяцы. Дело в том, что я пишу сейчас так, как никогда не писал. Порой по две-три строки за день. Каждое слово ищу, как золотинку в песках. Во всех главах картины увиденного мною меняли одна другую, только записывай, как записывал музыку Свиридов, услышанную «в сферах». В заключительной главе всё не так, время замерло, прикрылось некой завесой, которую постоянно требуется не просто разглядеть, но войти туда самому… А там сплошные узлы, которые надо развязывать, чтобы проникнуть в Суть Времени. И такое письмо утомляет до истощения сил душевных. И посему не могу уже ничего написать иного за полный рабочий день. А он стал короток на труд и богат на «отдых». Позволил себе на эти майские дни тихонько, на цыпочках, покинуть Время завершения и ответить тебе. А завтра снова к Княгине! Может быть, завтра и завершу. А там с Олей махнём в Новгород-Северский! А ещё надо в Галичину Болеславы, без неё не может быть второй книги. А она, представь себе, рождается – написалось коротенькое начало!
И всё это, ты знаешь, не столько от меня зависит – от Оли! Она всё в моей жизни и прозе. И Белый Ангел надо мной простёр крыла! Во всю жизнь я не был так сохраняем в суетном этом мире и быте, как сейчас. Обнимаю ЮС.
Дорогой мой и незабвенный друг! 23 июня я поставил в рукописи многоточие, сделал отступ и с лёгкостью душевной написал: КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ. Полных шесть лет отдано «Великой княгине». Я, кажись, уже писал тебе, что завершил Княгиню, так оно и было. Казалось (и в том был уверен), первая книга завершена. Не по единому разу и Олей, и мной прочитано 400 страниц, свели в одно её редакторское и моё авторское. Как яичко расписное готово к Светлому Воскресенью. Ан нет! Оказалось, что не хватает необходимой для завершения главы. И писал её с большой душевной радостью оттого, что сие обнаружилось. Выстукивал каждую буковку, слагал, разлагал, прослушивал, брал на зуб… Я отчётливо видел конечное, не объяснимое ни душой, ни сердцем человеческим безумное и бессмысленное и во многом мерзкое событие (летописное), совершившееся в Чернигове 855 лет тому назад. Сегодня бессмысленные и безумные события стали почти что нормой в житии человечества, которое перестало считать себя единой людской цивилизацией. Но тогда Мир был божественен и человечен, соблюдая и заповеди, и свычаи и обычаи, не позволяющие становиться нелюдями. Я писал «Княгиню», живя в том мире, а тут всей плотью ощущал почти непосильную для себя тяжесть замысленного, а фактически развязывал всего лишь один узел, даже некое «созвездие» мелких узлов. Когда-то был я страстным спиннингистом, исхлестал многие реки по всему свету. Но бывало на тех, тогда не шибко совершенных удилищах, при заброске образовывался на леске узел с бесконечными малыми узелками вокруг него. Это называлось – поймать бороду. И вот часами (!) (зубами и пальцами), исхитряясь зело, приходилось распутывать эту «бороду». Нечто подобное и происходило с написанием «Княгини». А особливо в конечной главке. Писал я её по три-четыре строки в день, вымучивая себя до изнеможения. К четырём строкам на следующий день прилагались три, а там пять, а то и семь (счастье!). Без этого не может состояться вторая книга. Вот так и пришёл к многоточию. Почему не к точке? А очень просто. Предполагал, закончив первую книгу, несколько отдохнуть, «порезвиться» малость над завершением «Тайны», махнуть через всю Украину в древний Галич с Олей, уже не токмо штурманом, а и водителем (она получила международные права), и ещё о многом отдохновенном мечталось… Не тут-то было! Не отпустила Княгиня, бродит во мне вторая книга, как старое доброе вино, а новые мехи только кроятся, и как сшивать их – пока неведомо, и на жилках-нитях одни только узелки, и малые и большие… Продвигаюсь тихонечко, возникают картины, смотрю их и запоминаю, точнее складываю не столько в память, сколько в душу… ЮС.
…Рождается первая во второй книге глава, а это всегда напряжение великое, каждое слово нянчишь, каждую «картинку»… Надо кликнуть так, чтобы позднее откликалось… Вроде бы вписался, и потекло всё не шибко, но справно… И вдруг нежданно-негаданно возникло новое начало. Его и пишу сейчас, уяснив совсем по-другому некое событие, известное из всех малых и больших учебников истории, ставшее «исторической догмой» и постулатом. Душа радостно потрясена неким промышлением, а выразить это в слове куда как сложно. Само по себе произошло, что книга вторая начинается с того же события, что и «Слово о полку». Сим и потрясён!