Великая легенда

Я решил, что он дрожит в предвкушении грядущей свободы. Мысль о том, что мне предстоит потерять ее, внушала мне ужас. Чтобы не показывать своих чувств, я быстро встал и, не ответив на вопрос, вышел из комнаты.

Я не стал тратить время на праздные размышления.

Теперь мне было ясно, что означало предупреждение Елены.

Гортина, состоя у нее в услужении, несомненно, знала, что я перенес ежегодное жертвоприношение ее хозяйки Афродите в храм Гефеста и что это вызвало враждебность Оилея. Поэтому она обратилась с жалобой в храм Фамира, прекрасно понимая, что Оилей будет только рад расквитаться со мной.

Предупредив Гекамеду и Ферейна, чтобы они не впускали никого, кроме Киссея или Поликсены, я отправился во дворец с надеждой исправить положение.

Дело осложняло то, что у меня оставалось всего два часа — в полдень я должен был явиться в храм.

Не найдя Орхомена, я послал гонцов на поиски Эвена, Киссея, Гектора и Антенора, но время шло, а ни один из них не появился, поэтому я решил играть в одиночку. Поднявшись по широкой лестнице на следующий этаж, где находились покои Приама и Гекубы, я потребовал, чтобы меня немедленно проводили к царю.

Приам сидел на возвышении рядом с Кассандрой, наблюдая за группой лидийских танцовщиц. Присутствие Кассандры меня смутило — при ней царь всегда становился раздраженным, что неудивительно, учитывая ее манеру разговаривать.

Когда я приблизился, Кассандра поднялась и вышла.

Царь отпустил танцовщиц взмахом руки, и мы остались вдвоем.

— Ну, Идей, что тебе нужно? — спросил он, нахмурившись.

— Осуществление твоей власти, о царь, — дерзко отозвался я.

— В твоих личных интересах или в интересах твоих обязанностей?

— В интересах последних.

— Говори.

Я прочистил горло.

— Тебе известны, о царь, жалобы, которые я подавал на Оилея, жреца Фамира. Ты соглашался со мной, что он не подходит для этой должности. Я пришел требовать его отстранения.

— Какой новый грех он совершил?

— Никакого. Вернее, никакого нового. Но ты говорил, что мое мнение в подобных делах для тебя решающее, и я подумал, что незачем представлять тебе весь перечень обвинений.

— Ты подумал правильно. Но почему тогда пришел ко мне? Это дело должен решать совет.

— Я предпочел бы не ждать заседания совета. Его поведение вопиюще, и дело не терпит отлагательств. — Не желая упоминать о своих личных затруднениях, ради которых Приам никогда бы не прибег к столь строгим мерам, я попросил его воспользоваться своей властью, не дожидаясь одобрения совета, и отправить начальника стражи в храм с приказом об отстранении Оилея.

Но я напрасно трудился. Выразив удивление моей настойчивостью, царь заявил, что это невозможно.

— Разве что-нибудь невозможно для Приама? — осведомился я.

— Ну… во всяком случае, невыполнимо. Не продолжай — я не желаю тебя слушать. К чему такое нетерпение? Сегодня я представлю дело на рассмотрение совета, который, безусловно, не станет тянуть с решением. Тебе незачем было беспокоить меня по такому поводу, Идей. Можешь идти.

Я повиновался. Спускаясь по лестнице, я бросил взгляд на клепсидру и увидел, что до полудня остается немного. Вернувшись в свои покои, я застал там Киссея, и на сердце у меня потеплело при виде его дружелюбного лица.

— Что случилось? — спросил он. — Гекамеда говорит, что у тебя неприятности.

В нескольких словах я ознакомил его с ситуацией.

— Боюсь, что тебе нельзя помочь, — сказал Кисеей, когда я умолк. — Если дело в руках Оилея, все кончено. Я знаю этого негодяя.

— Вот как?

— Правда, я лучше знаю его брата — мы учились вместе. Его зовут Эпистроф. Кажется, он помогает Оилею в храме.

Внезапно мне пришла в голову идея.

— Насколько близко ты знаешь этого Эпистрофа? — спросил я. — Он твой друг?

— В какой-то степени. Мы с ним члены одного тайного общества.

— Ты мог бы попросить его об одолжении?

— Разумеется. Но предупреждаю тебя, Идей, Оилея не удастся смягчить ни его брату, ни кому-либо другому. Он тверд, как железо.

— Знаю, но выслушай мой план. Времени мало — мы должны действовать быстро. Иди к Эпистрофу, скажи ему, что ты мой друг, и попроси его походатайствовать за меня перед Оилеем. Объясни ему, что я ненавижу Гекамеду и люблю Гортину, но опасаюсь ее страсти — он не поверит, если мы пересолим. Добавь, что, если бы я хотел взять себе рабыню, несомненно выбрал бы Гортину, но сейчас хочу избавиться от обеих. Попроси его убедить Оилея вынести решение в соответствии с моими пожеланиями.

Кисеей одобрительно улыбнулся:

— Неплохая выдумка. Думаешь, Оилей попадется на приманку?

— Будем надеяться. По крайней мере, это лучшее, что мы можем сделать. Поторопись, иначе будет слишком поздно. Повидав Эпистрофа, встреть меня у дверей храма и обними на глазах у Оилея, А сейчас уходи.

Как только Кисеей удалился, я стал переодеваться для выхода, так как храм Фамира находился в западном конце города, довольно далеко от дворца. На душе у меня было скверно — я считал, что Гекамеда для меня потеряна, ибо план, доверенный мной Киссею, был ненадежен и имел мало шансов на успех.