Великая легенда

Как выяснилось — хотя мы узнали об этом позже, когда Гектор вернулся с троянским войском к началу сумерек, — атаку греков возглавил не Ахилл, а его друг Патрокл[75]]. Эта история известна всему миру, но думаю, что повторение ей не повредит, и постараюсь быть кратким.

В тот день греки отправили депутацию к Ахиллу, умоляя его выйти на поле битвы. Он отказался, но хитроумный Патрокл предложил облачиться в доспехи Ахилла, надеясь внушить троянцам страх одним видом его грозного шлема. Греческие вожди, доведенные до отчаяния недавними потерями и поражениями, которые нанес им Гектор, приняли это предложение. Таким образом, Патрокл в доспехах Ахилла повел греков в атаку, вызвав всю эту суматоху.

Не менее известно и то, что произошло на поле битвы после возвращения Гектора. Менелай пронзил дротиком горло Эвфорбу[76]] и отступил, прикрываемый Патроклом. Позднее пал Лимний — как говорили некоторые, от руки Аполлона, что, разумеется, было полной чушью.

Грека поразил Дардан[77]], сын Панфа.

В этот момент прискакал Гектор, пронзил Патрокла копьем и бросил его тело на колесницу. Греки пытались отбить тело, но Гектор в одиночку заставил их отступить. Сорвав с трупа Патрокла доспехи Ахилла, он надел их на себя.

Это унижение привело греков в дикую ярость, и они снова бросились в атаку. Гектор убил Гиппофоя и Лефа[78]] и отогнал Аякса тяжелыми камнями, дважды повалив его наземь. Выхватив дротик из рук солдата, сын Приама метнул его в упавшего грека и промахнулся, но дротик пронзил горло Схедию[79]].

Тогда Одиссей, Форк[80]] и Периф[81]] устремились вперед в своих колесницах, и уставший Гектор отступил, оставив на земле обнаженное тело Патрокла. Греки не осмелились преследовать его.

К этому времени наступили сумерки. Подоспевший Ликомед[82]] усадил Гектора в колесницу и погнал лошадей к Трое. Войска под командованием Энея последовали за ним. Когда они достигли ворот, уже почти стемнело, но гонец, который, задыхаясь, поднялся на Скейские башни, обнаружил там толпу, ожидавшую новостей.

Мы были разочарованы, узнав, что пал не Ахилл, но радовались хибели Патрокла и других греков. Все дружно славили Гектора — даже Парис был захвачен общим энтузиазмом.

Стоя у трона рядом с Гекамедой и Поликсеной, я почувствовал прикосновение, обернулся и увидел, что глаза Гекамеды возбужденно блестят.

— Ах, Идей! — воскликнула она. — Как бы я тебя любила, если бы ты был Гектором!

— Все сложилось бы иначе, — громко сказала Поликсена, почти перейдя на крик, чтобы ее услышали среди всеобщего ликования, — если бы на поле вышел сам Ахилл.

Это замечание показалось мне настолько странным в устах дочери Приама, что я повернулся к ней, забыв ответить на не слишком лестное для меня откровение Гекамеды.

— Похоже, ты бы обрадовалась, увидев своего брата павшим от руки Ахилла.

Она не успела ответить, так как подошел Орхомен, намереваясь проводить ее во дворец. Толпа уже начинала расходиться. Велев Гекамеде закутаться в мантию, так как вечерний воздух был холодным, я взял ее под руку и направился к проходу Семи колонн.

Вскоре мы сели в нашу колесницу и поехали во дворец. Мы молча пробирались по узким улицам, переполненным ликовавшими от мала до велика троянцами, которые радовались триумфу Гектора. Неудивительно, что он стал таким самодовольным, — они обожествляли его, вознося хвалу с утра до ночи. Не то чтобы я хотел преуменьшить его славу — она была заслужена им в тяжких битвах и крепко сидела на его могучих плечах.

Прибыв во дворец, мы поднялись в мои покои. Гекамеда устало опустилась на скамью.

— Боги Олимпа! — вздохнула она. — Ну и денек! Я устала и страшно проголодалась. Мне кажется, я просплю целый год.

— Сразу видно, что ты не троянка, — улыбнулся я. — Они поднимаются на башни каждый день, и зрелище только придает им силы. Кроме того, разве ты плохо провела время? Как насчет очаровательного Париса?

— Я устала и от него тоже он слишком много болтает. Где Ферейн? Я бы выпила немного вина.

Я окликнул слугу. За дверью послышались шаги, но появился не Ферейн, а Гортина собственной персоной в огненно-красном хитоне. Она остановилась в проеме, глядя на нас с глупой усмешкой.

— Принеси немного лемносского вина, — властно распорядился я, ибо один ее вид был мне неприятен. — Хотя постой — принесешь его немного позже в комнату Гекамеды и обслужишь нас там.

Гортина тупо уставилась на меня, словно я говорил на иностранном языке.

— Ты сказал… принести вам вина? — запинаясь и моргая, переспросила она.

— Да. Лемносского вина.

— Мемлосского?

— Нет, идиотка! Лемносского!

— Хорошо… — Она повернулась и, слегка пошатываясь, вышла в коридор. Я не смог удержаться от смеха.

— Во имя Паллады, что с ней такое? — удивленно спросила Гекамеда.

— Ничего, — ответил я, — кроме того, что она мертвецки пьяна. Наверняка выпила квинту дешевого вина, когда выходила утром, — и вот результат. Иди в свою комнату и устраивайся поудобнее — когда будешь готова, позови меня.