Великая легкость. Очерки культурного движения

А все же спорить с трендом не приходится. Высказанное, наряду с прочими, в спектакле театра «ТРУ» пожелание: «перестанем анализировать и начнем смотреть» – не кажется выходом. Свежее доказательство – еще одна премьера в Центре имени Мейерхольда, спектакль «Сфорца» по пьесе Саши Денисовой. Постановка, которая ощущается как шаг назад в театральных поисках, попытка вернуть зрителя в театральное детство. Вещественный реквизит – единорог на каталке, флердоранж, алхимические колбы, игрушечно увеличенные карты Таро; декорации – крепостные стены, апельсиновый сад; наконец, традиционная фиксация на солистах – в главной роли восходящая звезда ЦиМа Инна Сухорецкая, с ее мгновенно покоряющей, но несколько аффектированной непосредственностью, – всё это приметы старого доброго театра. Аллюзии на путинскую Россию, проступающие сквозь имитацию возрожденческой Италии, только мешают исполнению пусть старомодного, но честного замысла. А дутая кровожадность осажденного герцога (всех расстрелять? – всех, всех), кукольные вздохи друзей над прахом сожженного алхимика (не окропить ли его философской водой, а ну оживет?), не вполне продуманная параллель между осадой герцогства и изоляцией России (герой-любовник Сфорца не тянет на миссионера европеизма) вызывают недоумение. Драматургия Саши Денисовой всегда отличалась вот уж действительно редкой сегодня человечностью и теплотой, способностью выстроить принципиальное высказывание на материале обыденных чувств и отношений. Но в этот раз человечность обернулась подмигиванием зрителю – тем, что в литературе назвали бы беллетристикой.

Зритель, который сегодня захочет в театре «просто смотреть», будет смотреть суррогат. Зритель, готовый анализировать, обречен осмыслять остовы и схемы. Театр, в котором рефлексия станет путем к познанию мироустройства и самопознанию, придется еще подождать.

4. Вера: повседневность

Святость правильных прабабок [67]

Практикум по спасению души туриста в Израиле

На мою маму часто обращали внимание евреи, даже Лев Львович Левин, блондин. Но серьезного не складывалось. Педантичный металлург удалился в диссертацию, импульсивный физик – в Штаты. А интеллигентный программист Боря с молодой русской женой обосновался в Израиле. Жили благополучно, уже и обе дочери отслужили в армии и покинули родительский дом. Так что когда я, в память Бориной взволнованной университетской дружбы, а может, просто по Бориной доброте, оказалась в их городке Лоде, мне досталась настоящая девичья спаленка с томиком «Гарри Поттера» на английском, постерами «Нирваны» и Умы Турман.

Городок Лод – в двух остановках на двухэтажном междугороднем поезде от светящегося Тель-Авива и в часе автобусного пути до белокаменного Иерусалима. Делать там по виду нечего. По совсем безлюдной вечерней улице, мимо частных домиков с азиатски обустроенными дворами, возвращалась я с экскурсий, и становилось не по себе от брошенного гидом: «Ты из Лода?.. А, город наркоторговцев». Маленькие городки облепляют Тель-Авив, строясь встык, деля порою улицу на двоих, и по всем этим местечкам часами колесят туристические автобусы, подбирая гостей у отелей и на остановках, прежде чем доставить и рассовать их по экскурсиям в специальном сортировочном пункте.

Не сразу совместилось в голове, что городок с сумрачной репутацией и древний центр паломничества Лидда, где родился и похоронен святой Георгий Победоносец, – это все здесь же, стоит лишь проехать до окраины к полуразвалившемуся храму. Я побывала там на вечерней рождественской службе: неузнаваемо пели православные арабы, среди прихожан выделялась группа румынок, каждому раздавали праздничные брошюры с немыми для меня арабскими подписями к картинам Рождества. Хозяйка – Борина жена – безо всякого нетерпения дождалась, пока я надивлюсь на непривычное звучание праздника, так же как не понукая, но и не сочувствуя ждала с мужем на площади у Стены Плача, пока занимался священный вечер шаббата и я проталкивалась, напитываясь чужой непереводимой радостью, через хороводики девочек, распевавших что-то веселое, будто фольклорное. Можно было догадаться, что девочек привезли в Израиль по бесплатной программе приобщения к корням: некоторые молча куксились – еще не выучили слова. Боря и его жена скоро признались, что – атеисты, а Боря даже хитро спросил: «Так что, Дева Мария была христианкой или не была?» Впрочем, не знаю, всякий ли верующий приветил бы гостя так же, как эти люди. В пять утра они вставали вместе со мной, чтобы успеть затолкать в туристический автобус, упаковывали бутерброд и доверяли в дорогу личные вещи: металлический термос и дорогой носатый фотоаппарат, который я ведь могла и угробить, скажем, в Мертвом море, где от воды чернеют металлические пряжки купальника и дешевое серебро.