Великая легкость. Очерки культурного движения

«Соловок-соловок, я тебя съем», – крутилось в голове, пока группа людей, с которыми мы прокатились по Карелии, отбывала на материк вместе с устроенной прямо внутри корабля лавкой самых здесь ходовых туристических товаров: шерстяных шапок с наушниками и подвязочками и утепленных финских курток. Ассортимент не обманул: на следующий день было объявлено штормовое предупреждение, и я поняла, что и вправду на острове, когда в экскурсионном бюро свернули выходы не только в море, но и на знаменитые озерные каналы, мою новую группу, ожидавшуюся назавтра, не выпустили из Рабочеостровска, а я, в двух свитерах, куртке, осенних сапогах (один все-таки протек), дождевике для дополнительной защиты от ветра, в шерстяном платке на голову и с сожалениями о не захваченных из дома перчатках, побрела мимо несдуваемых соловецких валунов и коров греться в музей ГУЛАГа.

Очень скоро, однако, почувствовалось, что на Соловках накруток комфорта не требуется. Наоборот, особое гостеприимство Большого Соловецкого острова увиделось как раз в возможности, закулёмившись в четыре слоя последней теплой одежды, вывалиться с порога в морской ветер и нестись за травяной волной, густо и высоко бегущей над каменистой землей. Только так можно пережить со всех сторон стесненную, но потому так скоро и скапливаемую внутри соловецкую свободу. С виду плоский, островной пейзаж пронзают незримые вертикали, и люди, о которых во первых строках рассказывает гид в монастыре, представляются буквально столпами, унесшимися главами в облака. Роковой и, по обывательскому разумению, ненужный в слепой тюремной камере дар долгожительства, употребленный безвинно заключенным последним кошевым атаманом разогнанной Запорожской Сечи на стяжание дара молитвы, – и драгоценные жертвования монастырю Ивана Грозного, так и не связавшие игумена Филиппа обязанностью благословить опричнину и царский разор. Предельная обреченность, открывающая свободу последнего выбора, – это не только про подвиги, но и про каждодневные хлопоты на Соловках, где нет переходных резерваций между ясностью и непогодой, выживанием и гибелью, благом и злоумышлением, и приходится поминутно решать, к добру или к худу направить жизнь.

Старожилов Соловецкого острова из многих чудотворств святого места до сих пор особенно вдохновляют достижения монастырского хозяйства. Была, значит, у монастыря такая философия, при которой и всё прочее у него было, рассуждает бравый гид, тридцать лет проработавший рубщиком беломорских водорослей, а потом пришли мы с другой философией, и ничего не стало. Впрочем, о девяностом годе, когда водорослевый промысел на островах пришлось окончательно свернуть – закрыли и местный заводик по производству агара, снабжавший работой население, начиная с детей, сдававших морские побеги за карманный гонорар, – гид припоминает с еще большей иронией, чем о советской идеологии. И когда в разбредшейся группе кто-то поднимает неизменно волнующую туристов тему мздоимства монастыря, получающего-таки доход с теперь уже совсем невеликого хозяйства, гид срывается на горячий афоризм о власти, которая кормится, не трудясь.

Тут старцы душу спасали в страданиях, увещевал он женщину, разнервничавшуюся под дождем: она как будто не знала, что в соловецкое лето не стоит покидать укрывище без прочной обуви и непромокаемого плаща. Рубщик водорослей, впрочем, тоже сплоховал, будто тут и не жил: разомлев на утреннем солнце, оделся полегче и теперь мок вместе со всей группой понаехавших. У меня тоже случалось: когда распогодилось, присела на скамеечку погреться, а через пару минут по куртке загремели мелкие градины.

Морские прогулки до островов архипелага видятся летним шиком из офиса московского туроператора, но в реальности на остров Муксалма мы выплываем в мокрой лодке, потому что под нами море, а сверху дождь, и кусок брезента, на полдороге выданный смягчившимся гидом и поддерживаемый нами по очереди, протекает прямо в рукава. Это что – вот администратор гостиницы рассказала, как когда-то постучались к ним незапланированные визитеры, а по случаю проливных дождей судоходство перекрыли, коттеджи были и так переполнены, и гости с менеджерами доедали последние пельмени из гостиничных припасов. Но: «Мы с Кузовов», – уточнили новоприбывшие, и их сразу пустили. Оказалось, ясным еще утром их доставили на острова Кузова, а вернуться за ними уже не смогли. Туристок ожидали сутки в заливаемых палатках; Кузова знамениты следами первобытной культуры, и застрявшие гости, рассказывают, продалбливали трещины в скалистых возвышенностях, чтобы слить избыток вод.