Великая Мечта

– Не в этом дело. По нашей жизни на себе нужно иметь как можно больше ценного. Однажды ты будешь убегать от мусоров в одних трусах. В окно прыгнешь. Вот тогда тебе и пригодится золото на шее. Или дорогие часы на руке.

Юра вышел в кухню. Я остался один и по старой привычке стал было рассматривать книжные полки, но тут громко щелкнул замок двери, ведущей в ванную, и мимо меня, обдав приятным запахом разогретого горячей водой молодого тела, прошла девчонка – невысокая, широкобедрая, стройная особь с маленькими, эстетически безупречными ступнями и чрезвычайно богатой грудью. Такой рубенсовско-кустодиевской, но при этом как бы невесомой, – обладательница несла ее с изрядным изяществом. Лицо имело выражение «а вот посмотрите, какова я!» Облачением юной даме служил пеньюар, практически полностью прозрачный – он не скрыл от моего взгляда ни ярко-розовые соски, ни круглый правильный живот с аккуратным пупком, ни даже грамотно подбритую промежность.

Я застеснялся. Дама – нисколько. Она деловито и тщательно вытерла полотенцем длинные светлые волосы. Бросила полотенце на пол. Взяла сигареты. Вольготно расположилась в кресле. Закурила. Мелодично представилась:

– Я – Света.

– Андрей. Она была как минимум на два года моложе меня, но смотрела чрезвычайно взросло, даже с превосходством. Ее взгляд я оценил как весьма неглупый.

– Ты тот самый Андрей, который теперь работает с Юрой?

– Типа того. А ты?

Таким вот практически голым теткам лучше сразу говорить «ты». Незачем миндальничать и включать интеллигента. Когда мужчина обращается к женщине на «ты», это ее резко дисциплинирует.

– Я? – деваха беззаботно хохотнула. – Я нигде не работаю. Сиськи по пуду – работать не буду.

Очень привлекательная, пронеслось в моей голове. Однако мне следует не чужих женщин разглядывать, а думать о том, как накормить свою.

– Слушай, – произнес я, глядя в пол. – Ты бы, мать, прикрылась.

– А что, не нравлюсь?

– Дело не в этом.

– В этом.

Она выпустила длинную струю дыма. Курила очень жадно. Я собрался было встать и уйти, но из кухни, что-то торопливо дожевывая, появился Юра и весело оглядел нас обоих.

– Ты бы прикрылась, – посоветовал он своей подруге.

– Зачем?

– Это просьба.

– Мне после ванны – жарко.

– А мне перед другом неудобно. Он, кстати, женат.

– Глубоко сочувствую.

– Накинь нормальный халат. Прикройся.

– Щас, все брошу и пойду накидывать халат.

Юра окаменел лицом и попытался взглядом внушить упрямой девчонке тысячелетнее превосходство самца над самкой – но самка, похоже, только забавлялась. Сидела на диване, закинув одну красивую ногу на другую, не менее красивую (в бедрах обозначились длинные мускулы), и теребила в пальцах невысохшие пряди волос. Дымила уже второй сигаретой.

– Ты делаешь ошибку, – проскрежетал мой товарищ.

– И ты, – легко парировала обладательница пудовых сисек. – Ты мне говорил, что в твоем доме я могу делать все, что хочу. Вот я и делаю, что хочу. А твой женатый друг пусть дышит ровно.

Меня задело.

– Я дышу так ровно, как тебе вовек не научиться.

Света рассмеялась. Очень красиво, далеко откидывая голову назад – так, что мне стали видны ее немного желтоватые верхние коренные зубы. У Юры был отменный вкус.

– Вижу, мальчики, вас всерьез возбудила. Кладов, ты куда-то собрался?

– Да, – мрачно ответил друг, деловито снимая с полки увесистый альбом репродукций Айвазовского. – Отъезжаем по делам.

– Вот и отъезжайте. Что ты хочешь на ужин, кроме меня?

Юра сдался и выдал широкую улыбку.

– Сама что-нибудь придумай. Пошли, Андрей.

Мы вышли в коридор и натянули куртки. Дерзкая девчонка осталась в комнате. Вдруг крикнула в наши спины звонким низким голосом:

– И кстати, тут пахнет блевотиной! Чужими бабами и блевотиной! Пока я ездила к маме, ты тут время зря не терял! Приводил девок! И они – наблевали! И ты, наверное, с ними! За компанию! Я это чувствую!

Юра пришел в несвойственное ему состояние паники, поспешил открыть дверь и выскочить прочь, увлекая меня за локоть. Уже в лифте признался:

– Иногда я ее боюсь.

– Бояться женщин – наша привилегия.

– Прекрати говорить афоризмами. Это дурной тон.

– А зачем тебе Айвазовский?

Друг протянул альбом мне.

– Открой на любой странице. Назови любую картину. Мне – не показывай.

– Пожалуйста. «Черное море».

– Сто сорок девять на двести восемь сантиметров, тысяча восемьсот восемьдесят первый год, холст, масло, находится в Третьяковской галерее.

– Верно.

Я помедлил и спросил:

– Хочешь выставить Третьяковскую галерею? Юра бросил на меня значительный взгляд.

– Я тебе этого не говорил.

Спустились во двор, уже изрядно нагретый жестковатым солнцем. Сели в машину. Выкатились со двора – и тут же едва не нажили себе неприятностей. Чудом избежали столкновения с мчащимся словно пуля огромным автомобилем, немецким или американским – Бог знает. Хищно прижимающийся к асфальту сухопутный крейсер резко оттормозился, загудел басом, взревел и помчался дальше.

– Скоро и мы так будем ездить, – сказал Юра, задумчиво, но без капли зависти провожая взглядом мощную обтекаемую корму миллионерского экипажа.

– Интересно, кто там внутри сидит.

– Кто-нибудь из «Алисы».

– Откуда?