И видит она, как из высокого старого здания Северного вокзала вышел, спотыкаясь, бледный солдат. На худой спине у него висел рюкзак, и он тихо ругался себе под нос, но так тихо и так беспомощно, что всеведущий Господь засчитал ему это за молитву. Ноги у солдата замерзли, поэтому он без конца спотыкался. Форма у него была драная, а солдатская книжка поддельная. Он то и дело озирался, а потом остановился в тени, словно кого-то ждал, кто должен был его ждать. Но его никто не ждал. Тогда он прошел еще немного дальше. Он прошел под маленьким виадуком в сторону полей. Он наступал во все лужи, какие были этой ночью в самом начале весны, и обрызгал старого полицейского вахмистра, который возвращался из полей после патрулирования. Солдат старался держаться как можно незаметнее и поэтому действовал очень заметно. Шатаясь, он побрел к реке и на полдороге опять повернул обратно. Он ломился в расхлябанные, но все же запертые двери кафе и некоторое время болтался на станции детской железной дороги, словно не прочь был вернуться в свое детство, сбросить ботинки и побегать босиком. Но поезд не приходил. В конце концов солдат бегом вернулся в город. При этом он потерял шапку, наклонился, но уже не нашел ее. Волосы у него на голове были светло-каштановые, короткие и пушистые; их не помешало бы пригладить щеткой. Ногти у него на руках были обкусаны, на нем был клетчатый шарф. Но его никто не ждал. Он побрел назад к Северному вокзалу и некоторое время, как заблудившийся зверь, рыскал вокруг желтых стен. Наконец он решился идти домой, хотя именно это и было опасно. Когда он шел по старому рынку, ему показалось, что его преследуют, и он, задыхаясь, остановился между ларьками. Он спрятался между двух мешков с картошкой за штабелем ящиков с луком, но вокруг никого не было. Он снял рюкзак, потом опять надел и заковылял дальше. То и дело он доставал из кармана поддельную солдатскую книжку и внимательно ее рассматривал, как будто она была настоящая – да, как будто все поддельные солдатские книжки были настоящими, а настоящие поддельными. Потом он снова ее прятал. Когда он добрался до площади перед церковью, он уже твердо был уверен, что кто-то за ним идет, и укрылся в тени у подножия каменного святого. «Заступись за меня, – взмолился он, – заступись!» Имени святого он не знал. Когда он выбрался из укрытия и пошел дальше, в лунном свете показалось, что святой шевельнулся и благословил его древним таинственным жестом.
Парень запустил обе руки в волосы, у него были вши. Он снова услыхал шаги за спиной, но уже не стал оборачиваться. Он побежал, как заяц, петляя, и наконец очутился перед высоким тихим домом с неаккуратно затемненным окном. Кто-то за мной идет… нет, никого нет… никто, опасный преследователь… никто… никто… никто… пустота во всем мире. Солдатик подергал широкие уродливые ворота, но они не поддавались. Он стал стучать, шуметь и сбил себе кулаки в кровь. Он забарабанил в ворота своими рваными башмаками, но башмаки рвались все больше и больше.
Эллен вынырнула из сна. Она села, непонимающе уставилась в темноту и забыла, что ей снилось. Забыла сразу и полностью, как будто этот сон никогда не пронзал ей сердца, как будто он не обсыпал ее сомкнутых век солью и не заливал водой. Она тихо вылезла из постели и выглянула в окно. Но ей было не видать, что там внизу. Где-то внизу прошаркали шаги, ворота отворились. Они скрипели и стонали. «Нет», – сипло сказала Эллен. Она шагнула к бабушкиной кровати и остановилась. Отступила на три шага назад и опять на два шага вперед – это напоминало старомодный танец. Но танцевать уже было некогда. Они поднимаются по лестнице, перепрыгивают через три-четыре-пять ступеней. «Они тебя уведут, бабушка!» Эллен вскрикнула. Она зажала себе рот кулаками и прикусила пальцы. Она хотела подумать обо всем сразу, но в голове не было ни единой мысли. На столе назойливо белели в каком-то незнакомом свете ядовитые таблетки. Старая женщина проснулась, привстала и потянулась к ним обеими руками. Она как будто не встревожилась и совсем не удивилась. «Дай сюда», – сказала она. Эллен присела на корточки и растерянно заглянула ей в спокойные глаза. «Ну что ты! Бабушка, ты же большая. Волк не сможет тебя проглотить!»
– Дай сюда! – резко повторила бабушка.
– Нет, – забормотала Эллен, – нет, я уведу тебя отсюда, я тебя спрячу – пойдем скорее на чердак, или полезай сюда, в шкаф, а я буду тебя защищать – да, я им задам, вот увидишь, какая я сильная!
– Тише, – угрюмо сказала бабушка, – не кричи, сделай то, что я тебе сказала!
– Будь со мной поласковей! – взмолилась Эллен.
– Да, – сказала бабушка, – потом.
– Нет! – закричала Эллен. – Потом ты уже не успеешь!
– Поторопись! – настаивала старая женщина.
Эллен встала. Она включила свет, подошла к столу, взяла таблетки в левую руку, а в правую стакан воды и со всем этим вернулась к бабушке.
– Больше воды!
– Хорошо, – отозвалась Эллен. Она двигалась неловко и осторожно. Она налила в стакан свежей воды.