Великая огнестрельная революция

Какова же судьба этой армии «новой модели» и вообще итоги реформы? Не касаясь в целом военных результатов Смоленской кампании и причин поражения в ней русской армии, вокруг которых споры продолжаются уже второе столетие, стоит отметить, что новые русские войска, обученные по-европейски, дрались не в пример лучше, чем ранее, и не только пехота, но даже рейтары бились на равных с поляками. Сами поляки отмечали, что русская пехота лучше, чем та, которой располагали они сами. Однако крах Смоленского похода самым пагубным образом сказался на судьбе новой армии. В Москве посчитали, что она обходится слишком дорого, и после завершения войны остатки полков были распущены по домам. Еще бы, содержание немецкого наемного пехотного полка обходилось в месяц в 5578,5 рубля, русского – 4376 рублей (из них 2079 рублей уходило на жалованье начальным людям), драгунский полк стоил в месяц 3002 рубля⁷¹⁵. Если до начала Смоленской войны расходы на содержание армии составляли около 275 тыс. рублей ежегодно, то только с сентября 1632-го по октябрь 1633 г. на содержание наемников и полки «новой модели» ушло около 430 тыс. рублей. Всего же затраты на армию Шеина и вспомогательный корпус князей Д.М. Черкасского и Д.М. Пожарского составили около 600 тыс. рублей. Это и немудрено, поскольку ставки жалованья в новых полках были чрезвычайно высоки даже по европейским меркам. Так, полковнику (и одновременно капитану роты) Вильяму Киту было положено жалованье 325 рублей на месяц, подполковнику (также ротному командиру и заместителю командира полка) Александру Краферту – 175 рублей в месяц, майору (и по совместительству ротному командиру) Роберту Киту 125 рублей в месяц, капитанам полка В. Кита – по 75 рублей, поручикам – по 22,5 рубля, прапорщикам – по 17 рублей, сержантам – по 7 рублей, капралам – по 4 рубля на месяц⁷¹⁶.

Разочарование, охватившее московское правительство после поражения, смерть главного вдохновителя военной реформы патриарха Филарета, сложное финансовое положение, непонимание правительством и самим Михаилом Федоровичем, человеком абсолютно невоенным и совершенно не разбиравшимся в военном деле, значимости сделанного в 1630–1634 гг., – все это, казалось, остановило военную реформу на подъеме. Однако такой вывод, если внимательно присмотреться к событиям не только в России, но и за ее пределами, будет несколько преждевременным. Постоянная регулярная армия еще была новинкой даже в Западной Европе, и повсеместно она стала распространяться фактически только после завершения Тридцатилетней войны. Так что роспуск того, что осталось от армии «новой модели» после смоленского «невзятья», был вполне закономерным шагом. Кроме того, эффективность, показанная в ходе борьбы за Смоленск солдатскими, рейтарскими и драгунскими ротами, оставила заметный след в сознании правящей верхушки. Опыт, знания и умения смоленских ветеранов вскоре снова оказались востребованы. Связано это оказалось с обострением русско-татарских отношений и возросшей угрозой войны с Турцией.

Смоленская война выявила неудовлетворительное состояние обороны южной границы Российского государства, и потому с 1635 г. началось строительство нового оборонительного рубежа, который впоследствии получит название Белгородской черты. Новые фортификационные сооружения должны были обеспечить прикрытие русских поселений южнее Оки и одновременно дать возможность полкам дворянской конницы встретить татарские отряды до того, как они приблизятся к сердцу Русского государства. Работы над их сооружением велись чрезвычайно интенсивно и быстро. В 1635–1636 гг. земляным валом с острожками и укрепленными городками была перекрыта Ногайская сакма, затем начались работы по разметке и строительству валов и острогов поперек трех других сакм – Муравской, Изюмской и Кальмиусской.

Известия о разворачивающихся крупномасштабных фортификационных работах на традиционных путях татарских набегов не могли не вызвать серьезной обеспокоенности и тревоги в Крыму. Уже в 1636 г. крымские татары попытались прощупать оборону на южных рубежах России. Новая попытка осуществлена осенью следующего года. В феврале 1638 г. крымский хан Бахадур-Гирей в категорической форме потребовал разрушения построенных новых городов на южной границе, угрожая в противном случае войной. К тому же донские казаки в 1637 г. совершили внезапный набег на Азов, турецкую крепость, запиравшую устье Дона, и овладели ею «…для зипунов своих казацких…»⁷¹⁷.

Отношения между Москвой, Бахчисараем и Стамбулом, и без того достаточно напряженные из-за непрекращавшихся вылазок донских казаков, еще более обострились. Готовясь к очередной летне-осенней кампании, в Москве решили усилить выставляемые на «Берегу» полки отмобилизованными солдатскими и драгунскими полками, ядро которых должны были составить опытные ветераны Смоленской войны. Уже в марте 1637 г. некоторое количество старых смоленских солдат было призвано на службу и отправлено на «осадное сидение» в Тулу вместе со стрельцами и казаками⁷¹⁸.