Остановка в развитии случилась весьма некстати. В ходе очередной войны со Швецией в 1617–1629 гг. поляки с удивлением обнаружили, что за прошедшие после Кирхгольма годы шведы сильно изменились. Их король, Густав II Адольф, сделал правильные выводы из опыта предыдущих войн с поляками. Не имея возможности создать кавалерию, превосходящую по качествам польскую (все-таки конница – аристократический род войск, и к тому же весьма дорогостоящий, а Швецию никак нельзя назвать страной богатой и аристократической), Густав Адольф, как уже было отмечено выше, сделал ставку на всемерное наращивание огневой мощи, на дисциплину и не прогадал. Катастроф, подобной кирхгольмской, больше не повторялось. Напротив, в серии боев под Гневом с 22 августа по 12 октября 1626 г. поляки в лучшем случае оттесняли шведов на исходные позиции, но те отходили в полном порядке, отражая бурные атаки польско-литовской конницы сосредоточенным огнем мушкетеров и полковой артиллерии. В «правильном» же полевом сражении в мае 1627 г. под Тчевом (Диршау) польские гусары и казаки гетмана С. Конецпольского, атаковавшие в «старопольском» духе, так и не смогли опрокинуть шведскую пехоту, а шведская кавалерия, опираясь на поддержку собственной пехоты, практически на равных противостояла неприятельской. Правда, Густав Адольф не смог завершить войну блистательной победой из-за нехватки кавалерии, но и Конецпольский, вынужденный перейти к «малой», партизанской войне, «разменяться на мелочи», также не смог переломить неблагоприятный ход событий. Нерешительный исход войны соответствовал условиям компромиссного по своей сути Альтмаркского мира 1629 г. Кстати говоря, исход войны в целом был вполне предсказуем. Решительной победы не могла добиться ни одна из сторон, так как в Ливонии и Пруссии столкнулись две совершенно разных армии – «пехотная» и «кавалерийская». И если последняя, как было отмечено выше, стремилась к активным, «смелым, оживленным и замысловатым» маневрам, то последняя, напротив, вела войну осторожно, методично, избегая быстрых и опрометчивых маневров, «размеренным темпом менуэта
(выделено нами. – П.В.)…»343. Итак, мазурка против менуэта!Начало Смоленской войны 1632–1634 гг. и необходимость противостоять модернизированному при помощи присланных Густавом Адольфом советников русскому войску ускорили начало проведения давно назревших военных реформ. Первые попытки скорректировать структуру армии были сделаны еще в ходе войны со шведами. Так, если в 1626 г. польско-литовская армия в Пруссии имела на 2 тыс. польской пехоты 2,2 тыс. пехоты немецкой и 1 тыс. драгун, то на следующий год Конецпольский располагал уже 2600 польскими пехотинцами, 11 609 пехотинцами немецкими и 1152 драгунами. Одновременно удвоено было и количество рейтаров – до 2075 чел.344
. Правда, все эти части были вербованы исключительно из иностранцев – немцев, англичан, шотландцев, в лучшем случае выходцев из Лифляндии, поляков и литовцев среди них не было. В том же 1626 г. корона располагала 3 региментами драгун, и все были вербованы из иностранцев – Джейкоба Бутлера, Винтера и В. Лесси345. Однако эти попытки после окончания войны не получили продолжения. Теперь же перед лицом серьезной угрозы с Востока новый король Владислав IV (1632–1648 гг.) рьяно взялся за создание полевой армии, реорганизованной с учетом опыта минувшей шведской войны.Суть реформы, предпринятой Владиславом, заключалась не столько в том, чтобы набрать наемников – этот путь был уже неоднократно опробован, а в том, чтобы «иноземные» войска набирать теперь преимущественно из уроженцев Речи Посполитой. Таким образом, армия Речи Посполитой состояла теперь из двух основных компонентов. Первым было войско «иноземного» или «немецкого строя» (