– Если так говорит милорд капитан. – Тон Муада говорил о готовности согласиться со словами командира.
– Срежьте их, – устало распорядился Борнхальд. – Срежьте их и дайте понять селянам, что больше убийств не будет.
«Если только какой-нибудь дурень не воспылает храбростью из-за того, что на него смотрит его женщина, тогда в назидание прочим я должен буду наказать его». Борнхальд спешился, вновь оглядывая пленников, а Муад тем временем заторопился к солдатам, выкрикивая требования о лестницах и ножах. Борнхальду было о чем поразмыслить и кроме сверхрьяности Вопрошающих; ему очень хотелось напрочь выкинуть Вопрошающих из своих мыслей.
– Они не лезут в сражения, милорд капитан, – сказал Байар, – ни эти тарабонцы, ни то, что осталось от домани. Огрызаются, точно загнанные в угол крысы, но бегут, когда что-то кусает в ответ.
– Неизвестно еще, как мы, Байар, справимся с захватчиками, поэтому не стоит пока смотреть на этих людей свысока, хорошо? – (На лицах пленников застыло то же выражение – разгром, рухнувшие надежды, – какое было и до того, как появились белоплащники.) – Пусть Муад подберет для меня одного. – Взгляда на лицо Муада обычно хватало, чтобы поколебать упорство и самых храбрых, не говоря уже про большинство людей. – Лучше офицера. Кого-нибудь потолковее с виду, посмышленее, чтобы рассказал об увиденном без прикрас, но помоложе, у которого хребет еще не окостенел с возрастом. Скажи Муаду, чтоб не очень церемонился, хорошо? Пусть тот парень поверит: я готов допустить, что с ним случится кое-что похуже, чем он даже думать смеет, если не сможет убедить меня в своей полезности.
Борнхальд кинул поводья одному из Детей и зашагал в гостиницу.
Как ни странно, там оказался ее содержатель – заискивающий, обильно потеющий мужчина, грязная рубашка так натянулась на животе, что красная вышивка в виде завитков готова была распуститься. От него Борнхальд отмахнулся; он едва заметил прячущихся в дверном проеме женщину и нескольких ребятишек, да и то только тогда, когда толстый содержатель вытолкал их вон.
Борнхальд стащил латные перчатки и уселся за один из столов. Ему мало что было известно о захватчиках, о чужаках. Так их окрестили почти все, кто не нес ерунды об Артуре Ястребиное Крыло. Борнхальд знал, что себя они называют «шончан» и «
Стук сапог у дверей заставил Борнхальда изобразить волчий оскал, но Байар вошел один, Муада с ним не было. Рядом с ним замер навытяжку, со шлемом на сгибе руки, Джерал. Чадо Света, который, по предположению Борнхальда, должен находиться в сотне миль отсюда. Поверх своих доспехов молодой мужчина носил не белый плащ Детей, а плащ доманийского покроя с голубой отделкой.
– Милорд капитан, Муад беседует сейчас с молодым человеком, – сказал Байар. – Чадо Джерал только что прискакал с посланием.
Борнхальд жестом приказал Джералу приступать к рапорту.
Молодой белоплащник ничуть не расслабился.
– Приветствия от Джайхима Карридина, – начал он, глядя прямо перед собой, – который направляет Длань Света в…
– Мне не нужны приветствия от Вопрошающих, – рыкнул Борнхальд и заметил изумление во взгляде юноши. Да, Джерал совсем еще юн и зелен. С другой стороны, и Байар вроде как смутился. – Ты должен передать мне послание, да? Не слово в слово, не надо, если я не потребую. Просто перескажи мне, чего он хочет.
Посланец, сглотнув, принялся за ответ:
– Милорд капитан, он… он говорит: вы перемещаете излишне много людей чересчур близко к мысу Томан. Он говорит, что приспешников Тьмы на равнине Алмот до́лжно вырвать с корнем и вы… простите меня, лорд капитан… вы обязаны немедленно повернуть обратно и отправиться в центральные области равнины.
Молодой белоплащник недвижно замер в ожидании.
Борнхальд изучал его. Степная пыль запорошила лицо Джерала, лежала на его плаще и сапогах.
– Иди и поешь, – сказал Борнхальд посланцу. – Где-то в домах, если захочешь умыться, найдется для этого вода. Через час возвращайся ко мне. У меня будут для тебя послания, отвезешь их. – Взмахом руки он отпустил юношу.