Позади нее Врата открылись полностью и остановились.
– Я не говорила, что не пойду, – сказала Илэйн, но бросила на тенистый лес долгий взгляд.
– Если нам нужно туда, – хрипло произнесла Мин, – то давайте не будем тянуть. – Она смотрела на Путевые врата, и Эгвейн послышалось ее бормотание: – Испепели тебя Свет, Ранд ал’Тор.
– Я должна идти последней, – сказала Лиандрин. – Все, входите. Я следом за вами. – Теперь и она поглядывала на лес, словно считала, что кто-то мог преследовать их. – Быстрее! Быстрее!
Эгвейн не знала, кого там высматривает Лиандрин, но если кто и появится, то наверняка им не дадут войти в Путевые врата. «Ранд, шерстеголовый ты балбес, – подумала она, – почему ты хоть раз не можешь влезть в какую-нибудь беду, которая не заставляла бы меня вести себя как героиня сказания?»
Девушка ткнула пятками по бокам Белы, и косматая кобыла, застоявшаяся в конюшне, рванулась вперед.
– Медленней! – крикнула Найнив, но было поздно.
Эгвейн и Бела устремились к своим блеклым отражениям; две косматые лошадки соприкоснулись носами, будто вплывая одна в другую. Потом Эгвейн смешалась с собственным отражением, ощутив, как ее обдало морозом. Время будто растянулось, холод наползал на нее по волоску зараз, и каждый волосок растягивался на минуты.
Вдруг Бела споткнулась в кромешном мраке, двигаясь так быстро, что едва не кувыркнулась через голову. Она удержалась и, подрагивая, стояла, пока Эгвейн торопливо слезала и ощупывала в темноте ноги кобылы, проверяя, не ушиблась ли та. Девушка почти обрадовалась темноте, которая скрадывала ее пунцовое лицо. Она ведь знала: время, как и расстояние, отлично по другую сторону Путевых врат; прежде чем что-то сделать, ей бы стоило подумать.
Повсюду вокруг нее была чернота, не считая прямоугольника открытых Врат, с этой стороны подобных окну с закопченным стеклом. Оно не пропускало света – темень будто выдавливала его отсюда, – но сквозь него Эгвейн видела остальных, двигающихся до неправдоподобия медленно, похожих на фигуры из кошмара. Найнив настаивала сейчас же раздать шесты с фонарями и зажечь их; Лиандрин без охоты соглашалась с нею, в то же время требуя поторапливаться.
Когда Найнив шагнула через Путевые врата – медленно ведя в поводу серую кобылу и стараясь идти еще медленней, – Эгвейн чуть не бегом кинулась обнять ее, и не меньше половины ее радостных чувств относилось к фонарю, что несла Найнив. Лужицы света от фонарей оказались меньше, чем должны были быть, – темнота сдавливала свет, стараясь загнать его обратно в фонари, – но Эгвейн начала чувствовать, будто тьма, словно налившись тяжестью, давит и на нее. Но она заставила себя произнести:
– С Белой все в порядке, и я не сломала себе шею, как заслуживала.
Когда-то на Путях было светло, до того как пятно на Силе, с помощью которой они и были некогда созданы, – пятно Темного на саидин – не начало разлагать и портить их.
Найнив сунула девушке в руки шест с фонарем и, повернувшись, вытянула другой из-под подпруги своего седла.
– До тех пор пока ты понимаешь, чего заслуживаешь, – проворчала она, – ты этого не заслуживаешь. – Вдруг она хихикнула. – Иногда я думаю, что такие вот высказывания более всего прочего придают веса званию Мудрой. Ладно, вот еще одно. Если сломаешь себе шею, я ее тебе залечу – для того, чтобы потом самой тебе ее свернуть.
Это было сказано с беспечностью, и Эгвейн обнаружила, что тоже смеется, – пока не вспомнила, где находится. Веселости Найнив тоже надолго не хватило.
Нерешительно в Путевые врата шагнули Мин и Илэйн, ведя лошадей и держа фонари. Девушки, по-видимому, ожидали узреть поджидающих тут чудовищ. Сначала на лицах отразилось облегчение – они не увидели ничего, кроме темноты, но эта гнетущая атмосфера вскоре заставила и Илэйн с Мин нервно переминаться с ноги на ногу. Лиандрин поставила на место лист Авендесоры и въехала в закрывающиеся Врата, ведя за повод вьючную лошадь.
Ждать, пока ворота закроются совсем, Лиандрин не стала и, ни слова не говоря, сунула повод вьючной лошади Мин и двинулась по неясно проступающей в свете фонарей белой линии, что вела на сами Пути. Поверхность напоминала изъеденный и изъязвленный кислотой камень. Эгвейн поспешно вскарабкалась на Белу, но вслед за Айз Седай она поехала не особенно спеша. Казалось, в мире не осталось больше ничего, кроме грубой тропы под лошадиными копытами.
Прямая как стрела, белая линия вела через мрак к большой каменной плите, покрытой огирскими письменами, выложенными серебром. Те же оспины, что испещряли тропу, местами попортили и надпись.
– Указатель, – пробормотала Илэйн, поворачиваясь в седле и оглядываясь. – Элайда немного рассказывала мне о Путях. Много она не говорила. Совсем мало, – добавила она угрюмо. – Или, может, чересчур много.
Лиандрин спокойно сравнила надпись на указателе с пергаментом, затем засунула его в карман плаща, и Эгвейн не успела глянуть на него даже одним глазком.