Великая охота

Домон глубоко вздохнул. «Ну, удача, это стоило бы плавания, даже если б не заплатили и пенни сверх того, что лежит в этом кошеле». А за три года прибыль от торговли куда меньше тысячи золотых. В уме Домона зародилось подозрение, что, начни он прощупывать глубже, будут другие намеки, всего лишь намеки, что плавание связано с тайными отношениями иллианского Совета девяти и Первой Майена. Во всем, кроме названия, город-государство Первой являлся провинцией Тира, и ей, без сомнения, пришлась бы по душе поддержка Иллиана. И в Иллиане многие голоса говорили, что приспело, мол, время для войны, что Тир урвал львиную долю торговли в Море штормов. Весьма заманчивая западня для Домона – вот только в прошлом месяце он уже избежал трех похожих ловушек.

Он потянулся за мешочком, и тот, кто вел переговоры, схватил капитана за запястье. Домон ожег его свирепым взглядом, но тот посмотрел на него в ответ бестрепетным взором:

– Вы должны отчалить как можно быстрее, капитан.

– С первым светом, – прорычал Домон; мужчина кивнул и отпустил руку.

– Значит, с первым светом, капитан Домон. И не забывайте: чтобы воспользоваться своими деньгами, человек должен быть живым, а оберегает человека осмотрительность.

Домон проводил взглядом уходящую троицу, затем мрачно уставился на кошель и пергамент, лежащие перед ним на столе. Кто-то хочет отправить его на восток. Тир или Майен, безразлично, лишь бы убрать его на восток. Он подумал, что знает, кому это нужно. «И значит, опять у меня нет к ним ниточки». Кому известно, кто приспешник Тьмы, а кто нет? Но он знал, что приспешники Тьмы гоняются за ним, – он еще не успел покинуть Марадон и отправиться вниз по реке в обратный путь, как появилась погоня. Приспешники Тьмы и троллоки. В этом-то он был уверен. Но главное, вопрос, на который у него не было даже намека на ответ: почему?

– Неприятности, Байл? – спросила Ниеда. – У тебя лицо – будто ты троллока узрел.

Она захихикала – неправдоподобно тонко и мелко, чего никак не ожидаешь от женщины такой комплекции. Как и большинство людей, ни разу не бывавших в Пограничных землях, в троллоков Ниеда не верила. Домон как-то пробовал втолковать ей правду о них, но его рассказы ее только позабавили, и она сочла их если и не откровенной ложью, то побасенками и выдумками наверняка. В снег она, впрочем, тоже не верила.

– Никаких неприятностей, что ты, Ниеда! – Домон развязал мешок, выудил не глядя монету и кинул трактирщице. – Выпивку на всех, и, если что, дам еще.

Ниеда удивленно уставилась на монету:

– Тарвалонская марка! Байл, ты что, завел торговлю с колдуньями?

– Нет, – хрипло произнес он. – Ничего подобного!

Ниеда попробовала монету на зуб, затем быстрым движением спрятала в свой широкий пояс.

– Ладно, золото ведь. И все равно, сдается мне, эти колдуньи не так плохи, как их малюют. Не о многих я готова сказать так много хорошего. Есть у меня знакомый меняла, который возьмет такую. Народу мало сегодня, и вторую тебе давать резону нет. Тебе еще эля, Байл?

Он машинально кивнул, хотя кружка у него была еще почти полна, и Ниеда вперевалку удалилась. Она была другом и не станет распространяться об увиденном. Домон сидел и смотрел на мешок с золотом. На столе появилась вторая кружка, но прошло еще сколько-то времени, прежде чем Домон заставил себя заглянуть внутрь мешка, немного приоткрыв его. Потом покопался в монетах мозолистым пальцем. Золотые марки сверкнули в свете лампы – на каждой из монет это проклятое Пламя Тар Валона. Домон поспешно затянул горловину. Опасные монеты. Одна или две еще ничего, но, когда их так много, большинству людей в голову придет именно то, что решила Ниеда. Детей Света в городе хватало, и, хотя никаким законом в Иллиане не было запрещено вести дела с Айз Седай, он вряд ли успеет объясниться с магистратом, прознай о его капитале белоплащники. Те трое позаботятся о том, чтобы капитан не смог взять золото и остаться с ним в Иллиане.

Пока Домон сидел, терзаемый тревожными раздумьями, в «Барсук» вошел Ярин Маэлдан, вечно задумчивый, смахивающий на аиста помощник капитана «Ветки». Подойдя к столу Домона, он посмотрел на своего капитана, сдвинув над длинным носом хмурые брови:

– Карн мертв, капитан.

Нахмурясь, Домон поднял взгляд на помощника. Трое его людей уже были убиты – каждый после того, как он отказывался от поручения, которое увело бы его на восток. Магистраты лишь разводили руками: улицы, говорили они, ночами опасны, а моряки – народ драчливый, буйный и задиристый. Происходящее в Благоухающем квартале мало волновало магистратов, за исключением тех случаев, когда доставалось почтенным горожанам.

– Но на этот-то раз я принял их предложение, – пробормотал Домон.