Великая охота

Затем облаченный в броню человек снял свой шлем, и Домон выпучил глаза. Чужак оказался женщиной. Коротко остриженные темные волосы, суровое решительное лицо, но ошибиться было нельзя. Домон никогда не слыхал о таком, разве что у Айил, но про Айил всем хорошо известно, что они те еще сумасшедшие. Не в меньшей степени сбивало с толку, что лицо незнакомки ничем особенным не отличалось, по нему никак нельзя было сказать, что она – Шончан. Голубые глаза, все верно, и чрезвычайно светлая кожа, но и то и другое Домону доводилось видывать. Если эту женщину обрядить в платье, никто не взглянет на нее дважды. Домон присмотрелся к ней и передумал: этот холодный взор и эти твердые скулы выделят ее везде.

Вслед за женщиной на палубу поднялись солдаты. Домон почувствовал облегчение, когда некоторые из них сняли шлемы, он увидел, что они-то, по крайней мере, мужчины – мужчины с черными глазами или карими, на которых никто не обратит внимания в Танчико или Иллиане. А то ему уже привиделись полчища голубоглазых женщин с мечами. Айз Седай с мечами, мелькнула у него мысль, едва он припомнил взрывы в море.

Шончанка обвела судно надменным взором, затем определила в Домоне капитана – которым должен был быть либо он, либо Ярин, если судить по одежде; но зажмуренные глаза Ярина, вдобавок бормочущего шепотом молитвы, указали на Домона, – и будто копьем пригвоздила того взглядом.

– В твоей команде или среди пассажиров есть женщины? – Произношение у нее оказалось отчасти невнятное, она проглатывала слоги, и понимать ее удавалось не без труда, но резкость в голосе говорила, что она привыкла получать ответы на свои вопросы. – Говори, если капитан – ты. Если не ты, то встряхни того остолопа, пусть очнется, и скажи ему, чтобы отвечал.

– Капитан – я, миледи, – осторожно начал Домон. Он и понятия не имел, как обращаться к незнакомке, и сесть в лужу ему совсем не хотелось. – Пассажиров у меня нет, и женщин в команде тоже нет. – Он подумал о девушках и женщинах, которых куда-то уводили, и, уж не впервой, попытался сообразить, чего этим чужакам от них надобно.

Тут из баркаса на "Ветку" перебрались две женщины, одетые по-женски; одна тянула другую – Домон заморгал – за привязь, серебристо отсвечивающую металлом. Привязь тянулась от браслета первой женщины к ошейнику на второй. Домон не взялся бы утверждать, сплетен этот поводок или спаян – казалось, будто и так и эдак, – но он явно составлял одно целое с браслетом и ошейником. Пока вторая женщина залезала на палубу, первая сматывала привязь в витки. На женщине в ошейнике было простое темно-серое платье, и стояла она, сложив руки и опустив глаза к доскам настила под ногами. У второй на груди голубого платья и по бокам на юбках, оканчивающихся у самых лодыжек сапожек, имелись красные вставки, на которых были раздвоенные серебристые стрелы молний. Домон с тревогой смотрел на женщин.

– Говори медленнее, мужчина, – потребовала голубоглазая, сама по-прежнему не очень отчетливо выговаривая слова. Она твердым шагом подошла к нему и вперилась в него ледяным взором, каким-то образом показавшись выше и больше Домона, чем была на самом деле. – Тебя еще труднее понимать, чем прочих в этой забытой Светом стране. И я не утверждаю, будто я из Высокородных. Пока еще я к ним не принадлежу. После Коринне. Я – капитан Эгинин.

Домон повторил, что сказал, стараясь говорить медленнее, и добавил:

– Я мирный торговец, капитан. Ничего плохого вам я не замышляю и к вашей войне отношения не имею.

Он не удержался, чтобы опять не посмотреть на двух женщин, так странно связанных друг с другом.

– Мирный торговец? – задумчиво произнесла Эгинин. – В таком случае тебя сразу отпустят, когда ты вновь присягнешь на верность. – Она подметила взгляды Домона и повернулась к женщинам с гордой улыбкой собственника: – Ты любуешься на мою дамани. Она мне дорого обошлась, но стоит каждой монеты. Кроме благородных, немногие могут похвастаться дамани, а большинство из них – собственность трона. Она сильна, торговец. Она могла бы разнести твою скорлупку в щепки, пожелай я того.

Домон во все глаза смотрел на женщин и на серебристую привязь. Он уже связал ту, с молниями, с огненными фонтанами в море, и предположил, что она – Айз Седай. Но от слов Эгинин у него в голове все разом перемешалось. Никто не сумел бы сделать такое с…

– Она – Айз Седай? – недоверчиво спросил он. Небрежного удара тыльной стороной ладони Домон таки не увидел.

Он отшатнулся, когда окованная сталью перчатка рассекла губу.

– Эти слова не произносят никогда, – с опасной вкрадчивостью заметила Эгинин. – Есть только дамани, Обузданные, и ныне они служат столь же верно, как и имя. – От ее взгляда льдина казалась бы солнцепеком.

Домон проглотил кровь и крепко сжал руки на широком ремне. Даже будь под рукой у него меч, он все равно не бросил бы свой экипаж на убой, под мечи дюжины латников, но немало сил пришлось приложить, чтобы заставить свой голос звучать смиренно.