Великая охота

– Я не хотел показаться непочтительным, капитан. Я ничего не знаю ни о вас, ни о ваших обычаях. Если я совершил проступок, то по незнанию, а не по умыслу.

Она посмотрела на него, потом сказала:

– Все вы незнающие, капитан, но вы заплатите долг ваших праотцов. Эта земля была нашей, и она снова будет наша. После Возвращения она снова будет наша. – Домон растерялся, не зная, что говорить. – Неужели она имеет в виду, будто вся та болтовня об Артуре Ястребиное Крыло – правда? – и потому предусмотрительно помалкивал. – Ты поведешь свое судно в Фалме, – он попытался было возразить, но от свирепого взгляда мигом захлопнул рот, – где тебя и твой корабль проверят. Если ты всего лишь мирный торговец, как заявляешь, после досмотра вам позволят плыть куда заблагорассудится. Естественно, после того, как вы дадите клятву.

– Клятву, капитан? Какую клятву?

– Повиноваться, ожидать, служить. Вашим предкам стоило бы помнить.

Она забрала своих людей – кроме одного солдата в простой кольчуге, которая, как и очень низкий его поклон капитану Эгинин, свидетельствовала о его низком ранге, и баркас удалился к большому кораблю. Оставшийся шончан приказов не отдавал, а просто уселся, скрестив ноги, на палубу и взялся точить меч, пока команда ставила паруса и судно медленно набирало ход. Перспектива остаться одному его, видимо, не пугала нисколько, да Домон собственноручно вышвырнул бы за борт любого матроса, который посмел бы тронуть того пальцем, поскольку "Ветка" шла вдоль побережья, а следом, немного в стороне, по глубокой воде двигался корабль Шончан. Два корабля разделяла миля, но Домон понимал: убежать нет никакой надежды, и он намерен был передать солдата обратно капитану Эгинин целым и невредимым, будто того баюкала на руках родная мама.

Переход до Фалме долог, и Домон в конце концов немного разговорил шончанского солдата. Темноглазого мужчину средних лет, со старым шрамом над бровями и еще одним рубцом на подбородке, звали Кэбан, и ко всем по его сторону Океана Арит он не испытывал иного чувства, кроме презрения. Такое отношение заставило Домона ненадолго оставить свои попытки. Может, они и вправду… Нет, это точно безумие. Речь Кэбана имела ту же невнятность, он так же глотал слоги, как и Эгинин, но если ее выговор был шелком, скользящим по железу, то у него – кожа скрипела по камню, и беседовать ему хотелось главным образом о битвах, выпивке и женщинах, которые у него были в жизни. Подчас Домон не испытывал уверенности, говорит ли тот о "сейчас и здесь" или же о том, откуда он явился. Несомненно, этот вояка мало о чем мог поведать Домону – о чем тому хотелось узнать.

Однажды Домон поинтересовался о дамани. Кэбан, сидевший перед рулевым, вытянул руку вверх и приставилострие меча к горлу Домона.

– Осторожней со своим языком, не то потеряешь его.

Это дело Высокородных и совсем не твоего ума. И не моего. – Он осклабился при этих словах и умолк, вновь принявшись водить точилом вдоль тяжелого изогнутого клинка.

Домон смахнул капельку крови, выступившую над воротом, и зарекся вновь спрашивать, по крайней мере на эту тему.

Чем ближе к Фалме, тем чаще встречались высокие, громоздкие с виду корабли Шончан, некоторые под парусами, но в большинстве своем на якорях. Громадные, каждый с башнями, с крутым носом – Домон никогда не видел такие длинные корабли, даже у Морского Народа. Он заметил местные суденышки, с острыми носами и косыми парусами. Они сновали туда-сюда по зеленым волнам. Это зрелище придало ему уверенности. Похоже, Эгинин говорила правду о том, что его отпустят.

Когда "Ветка" приблизилась к мысу, где стоял Фалме, у Домона перехватило дыхание при виде множества шончанских кораблей, бросивших якорь вне гавани. Он попытался пересчитать их, но, насчитав с сотню – а это было меньше половины, – сбился и бросил это занятие. Раньше ему случалось видеть сразу много судов – в Иллиане, и в Тире, и даже в Танчико, – но суда там были намного мельче. Угрюмо бурча, Домон завел "Ветку" в гавань, как овечку в загон, под надзором громадного шончанского сторожевого пса.

Фалме располагался на намывной косе, на самой оконечности Мыса Томан, дальше на запад не было ничего, только Океан Арит. У входа в гавань, по обе стороны, возносились высокие утесы, и на верхушке одной из скал, которые должно обязательно миновать каждое вплывающее в Фалме судно, стояли башни Наблюдающих За Волнами. Сбоку одной башни висела огромная клетка, внутри нее, просунув ноги между перекладинами, уныло сидел человек.

– Кто это? – спросил Домон.

Кэбан перестал в конце концов острить меч, когда Домон уже стал подумывать, не решил ли тот им бриться. Шончан глянул вверх, куда показал Домон:

– А-а, это! Старший Наблюдатель. Не тот, конечно, который был главным, когда мы впервые пришли сюда. Каждый раз, как он умирает, они выбирают нового, и мы сажаем его в клетку.

– Но зачем? – спросил Домон.

Ухмылка Кэбана открыла слишком много зубов:

– Они наблюдали не за тем и позабыли, когда нужно было помнить.