Великая Охота

— Не думаю, что для меня когда-нибудь откроется обратная дорога, — сказала, вздыхая, Эгвейн и упала на кровать. Жестом указала на лежащие на столе камешки. — Вчера Ринна устроила мне проверку. Я с завязанными глазами выбирала кусочек железной руды и медной руды всякий раз, как она перемешивала камешки. Она оставила их тут в напоминание о моем успехе. Верно, она считает, что это вроде поощрения, этакое напоминание.

— Кажется, это не хуже остального — совсем не так плохо, как заставлять вещи взрываться, как фейерверки... А соврать ты не можешь? Сказала бы, что не знаешь, какой из них какой?

— Ты все еще не понимаешь, на что это похоже. — Эгвейн подергала ошейник. От попыток разорвать его толку было столько же, как и от направления Силы. — Когда этот браслет на руке Ринны, ей известно все, что я делаю с Силой и чего не делаю. Иногда кажется даже, что известно, когда браслета на ней нету; она говорит, со временем у сул'дам развивается... сродство, как она выражается. — Эгвейн вздохнула. — Раньше ни у кого и в мыслях не было проверять меня с этим. Земля — одна из Пяти Сил, что сильнее всего в мужчинах. Когда я повыбирала эти камешки, она вывела меня за город, и я сумела указать точно на заброшенный железный рудник. Там все заросло и ничего не было видно, но не знаю как, но почувствовала в земле железную руду. Ее там мало, за сотню лет рудник истощился, но я знала, она там есть. Я бы не смогла ей соврать. Мин. Она узнала, что я почувствовала шахту, узнала в то же мгновение. Она так обрадовалась и пообещала мне к ужину пудинг. — Девушка почувствовала, что щеки у нее горят, как от гнева, так и от смущения. — Видимо, — с горечью заметила она, — теперь я слишком ценна, чтобы попусту взрывать всякие вещи. Это под силу любой дамани, а отыскивать в земле руды могут немногие. Свет, я ненавижу, когда взрываю что-нибудь, но как мне хочется, чтобы я могла только это!

Румянец на щеках стал гуще. Она ненавидела раскалывать деревья в щепки и взрывать землю; все подобное предназначалось для битвы, для убийства, а она не хотела иметь с этим ничего общего. Однако все, что позволяли ей делать Шончан, давало ей еще возможность коснуться саидар, опять почувствовать текущую через нее Силу. Эгвейн ненавидела то, что заставляли ее делать Ринна и другие сул'дам, но была уверена, что теперь ей под силу управлять намного большим потоком Силы, чем перед уходом из Тар Валона. Она точно знала, что способна с ее помощью на такое, что ни одна сестра в Башне и в мыслях не предполагала; им и в голову не приходило раскалывать землю, чтобы убивать людей.

— Может, тебе больше не придется ни о чем таком беспокоиться, — сказала, улыбаясь. Мин. — Я нашла нам корабль, Эгвейн. Капитана здесь задержали Шончан, и он готов поднять паруса, получив разрешение отплыть. Или даже не получив его.

— Мин, если он тебя возьмет, плыви с ним, — бесцветным голосом сказала Эгвейн. — Говорю тебе, теперь я очень ценная вещь. Ринна говорит, через несколько дней они отправляют в Шончан корабль. Только для того, чтобы увезти меня.

Ухмылка Мин пропала, и девушки долго смотрели друг на друга. Вдруг Мин кинула камешек в общую кучку. Камешки рассыпались по столу.

— Должен же быть способ выбраться отсюда. Должен быть способ избавиться от этой проклятой штуковины у тебя на шее!

Эгвейн откинулась назад, опершись затылком о стену.

— Ты же знаешь, Шончан собрали всех женщин, каких сумели отыскать, которые хоть чуточку способны направлять. Их свезли отовсюду, не только из Фалме, но и из рыбачьих деревень, из городов и ферм в глубине страны. Тарабонки и доманийки, пассажирки с остановленных Шончан судов. Среди них есть две Айз Седай.

— Айз Седай! — воскликнула Мин. По привычке она огляделась, проверяя, не услышал ли кто из Шончан, что она произнесла эти слова. — Эгвейн, если тут есть Айз Седай, они помогут нам! Дай я поговорю с ними, и...

— Мин, они себе-то помочь не в силах! С одной я говорила — ее зовут Рима. Сул'дам зовут ее не так, но это ее имя. Рима хотела, чтобы я его не забыла. Она-то сказала мне, что есть и вторая. Она говорила, то и дело заливаясь слезами. Она — Айз Седай, и она плачет. Мин! На шее у нее ошейник, они заставляют ее отзываться на кличку Пура, и она ничего не может сделать, не больше моего. Ее захватили, когда пал Фалме. Она плачет, потому что вот-вот сдастся, прекратит этому сопротивляться, потому что не выдержит, чтобы ее все время наказывали. Она плачет, потому что хочет лишить себя жизни и не в силах даже это сделать без разрешения. Свет, как я ее понимаю!

Мин встревоженно зашевелилась, разглаживая платье неожиданно задрожавшими руками.

— Эгвейн, ты же не надумала... Эгвейн, и думать не смей о том, чтобы с собой что-нибудь сделать! Как-нибудь я тебя вызволю. Обязательно!

— Себя убивать я не собираюсь, — сухо сказала Эгвейн. — Даже если бы и могла. Дай мне твой нож. Давай, давай. Я не порежусь. Просто протяни его мне.