Великая Ордалия

Они были сотворены из отжимков жизни, отбросов и требухи. В век, когда люди были ещё не более чем или рабами или дикарями, их извлекли из машин, чересчур замысловатых, чтобы счесть их неживыми. Создатели начали лепить их с нечестивой страсти, с бездонной ямы, лишенной души. Эту сердцевину они одели во плоть и кости, добавили слоновьи конечности и котлоподобные черепа. И возликовали от собственного отвращения, ибо лишь они могли видеть красоту в любых вещах. И они постигли сию мощь, что была их плотью, поняли что достаточно лишь выпустить её, словно рыбу в чуждый поток, дабы она низвергла всю предшествующую жизнь к их коленям.

Хрип. Слизистое пощёлкивание, подобное тому, что исходит от натягивающихся струн лютни. Вонь бесчисленных испражнений.

Они таились там, где всегда таятся подобные им чудища — в глубочайших трещинах и разломах этого Мира, ожидая неизбежного и ужасного мига, что придёт однажды, дабы поглотить нас всех без остатка.

Башраги ждали с нетерпением бездушных. Оставаясь пока чем-то, лишь немногим большим, нежели тусклый, полный коварства блеск их собственных глаз…

И бездонный голод.

Вака, стали звать мужи Ордалии кепалорского князя-вождя. Сибавул Вака.

Всадники-кидрухили прозвали его так из-за архаичной формы его щита, название которого, в свою очередь, происходило от заостренных книзу устричных раковин. Прочие застрельщики практически сразу последовали их примеру и в конце концов все, кто осмеливался ступать за гнилостную кромку пелены, говоря о нём, называли именно это, ставшее уже привычным, прозвище. Достаточно было лишь раз увидеть как Сибавул и его таны скачут, преследуя тощих, чтобы понять — прижившаяся кличка бьёт в самую суть. Пехотинцы же, хоть и слышали прозвище, вкупе с сопутствующими рассказами и как один верили всему, что слышали, тем не менее не могли постичь услышанное в достаточной мере…

Пока ещё нет.

Сразу же, после того, как адепты угнездились на вершинах Уроккаса, Великая Ордалия собралась в исполинскую колонну и отправилась вдоль побережья Туманного моря. Они двинулись в путь ещё до рассвета, шествие, раскинувшееся вширь, словно целый город, и протянувшееся на такие расстояния, словно в поход сей вышел целый народ до последнего человека. Вереница отрядов, заполнившая собой без остатка всё северное побережье и всё больше кренившаяся в одну сторону по мере того, как вздымалась земля между Уроккасом и Нелеостом.

Солнце вскипело, поднимаясь от покрытого туманами краешка моря и, осветив простершиеся на многие лиги шеренги и колонны, превратило их в поток, в целую реку, состоящую из серебрящихся осколков, в могучие плоты из брони и оружия, блистающие настолько же ярко, насколько тускло поблёскивали колдовские короны, которыми адепты увенчали вершины гор. Вопли боевых рогов скребли небеса, с трудом перекрикивая набирающий силу рёв Орды. Мужи Ордалии все как один вдруг сбились на торопливый шаг, более 150 000 добродетельных и неистовых душ.

Они смеялись над поспешностью взятого ими темпа, возжигая собственные сердца грозящими кулаками своих голосов и бряцанием стали. Пространства и дали сверкали сотрясающимся оружием.

Их бесчеловечные враги, отхлынув, уступили их напору гору Йаврег — первую из вершин хребта Уроккас. Пелена, простиравшаяся над ними, слегка поредела, сделав видимой обширную полосу ясного неба вдоль гор. Воинство Воинств вновь издало триумфальный крик, зная что Орда разделилась надвое и большая её часть осталась севернее Уроккаса, пойманная в ловушку преградивших ей путь смертоносных адептов, и лишь меньшая часть врагов осталась перед ними, упершись спинами в море и Даглиаш. И они смеялись, играя в чудовищ, загнавших в угол детей. Шедшие в первых рядах ясно видели своих бесчеловечных врагов: кишащие, шершавые белые ковры, лежащие на склонах Мантигола, откатывающихся под ударами сияющих алых нитей к основаниям горы, топающих ногами и плюющихся у кромки прибоя в свойственной зверям нерешительности.

Мужи Ордалии продолжили свой натиск, обтекая внутренний фас Йаврега. Багряные Маги, удерживавшие до этого восходящие ярусами скалы, присоединились к своим собратьям, защищавших северные отроги. Завыли рога — едва слышно, хотя их было даже больше, чем раньше, ибо всеобщий визг Орды стучался ныне во все уши, словно заколачиваемый прямо в них гвоздь. Но ни один из спешащих вперёд заудуньяни не обратил на этот вопль никакого внимания — их шаг даже ускорился. Люди тяжело дышали, но более от возбуждения, нежели от нехватки воздуха. Они кашляли и гоготали. Они следовали за окольчуженными спинами, подпрыгивающими во время ходьбы перед ними, пробирались сквозь грязное месиво, когда-то бывшее ручейками, соскальзывали в овраги, карабкаясь затем вверх по их склонам. Почвы было так мало, что она слезала с камней, будто отгнившая плоть. Здесь, более, чем где-либо ещё, мужи Ордалии могли узреть землю, как мёртвую тушу — останки чего-то съеденного.