Великая оружейница. Рождение Меча

– Вот как! – улыбнулся Ворон, изучая кольцо на её руке. – Непростой перстенёк. Хм, сделан белогорской мастерицей. Впрочем, каким бы способом ты тут ни очутилась, я рад тебя видеть, родная. Хочешь что-нибудь испить или скушать?

– Благодарствую на угощении, батюшка, но я… С помощью этого перстенька – как ты верно догадался, непростого – я искала матушку.

Свобода поведала князю о свойствах кольца и своём недоумении: она хотела переместиться к матушке, а очутилась отчего-то здесь, во дворце Ворона.

– Может, я ещё не научилась правильно пользоваться кольцом? – печально и озадаченно заключила она.

Ворон задумчиво помолчал, поглаживая длинными пальцами шкатулочку.

– Нет, моя радость, кольцо правильно перенесло тебя, – молвил он со вздохом. – Твоя матушка здесь.

Счастье вспыхнуло светлыми крыльями за спиной Свободы, но в следующий миг снежной лавиной накатили думы: она искала, лила слёзы, ждала, то теряя надежду, то возрождая её в себе, а матушка всё это время была здесь и ни разу не попыталась дать хоть какую-то весточку о себе?! А князь Ворон тоже хорош – всё знал и молчал! Но она была готова всё им простить ради этого светлого мига долгожданной встречи.

– Здесь? – с мучительной смесью неуверенности, недоумения, радости и боли переспросила Свобода.

– Да, дитя моё, она здесь и ждёт тебя, – кивнул Ворон, открывая шкатулочку и вынимая чёрное ожерелье. Оно повисло на его пальцах, мерцая в свете лампад.

Печальные слова потекли мягким потоком, выбивая из-под ног княжны почву, а из её груди – воздух. Совсем не в кангельские степи отправилась матушка, покинув дом своего бывшего мужа…

– Она пришла ко мне очень усталая, измученная, утратившая блеск своих прекрасных очей. «Дай мне приют, я не обременю тебя надолго, – сказала она. – Искра жизни во мне гаснет. Я знаю, ты колдун… Когда меня не станет, помести мою душу в это ожерелье и сохрани его у себя. Отдай его моей дочери, но не теперь: она и без того удручена потерями, а весть о моей смерти совсем добьёт мою бедную девочку. Пусть её сердце живёт в покое, полагая, что моё продолжает биться. Отдай же ей это ожерелье в счастливую для неё пору, когда рядом с нею будет тот, кто и подхватит, и подставит плечо, и согреет объятиями. В ту пору, когда расцветёт её любовь. Тогда у неё будет достаточно душевных сил для этой встречи». После этого она попросила воды, а потом совсем сникла. Её отнесли в опочивальню. Она уснула, а я очень долго думал обо всём этом. Печаль легла на мою душу тяжким грузом, дитя моё. Со своего ложа Сейрам уже не встала – ни утром, ни когда-либо позже. Я исполнил её просьбу и поместил её душу в это ожерелье. Оттого-то я и сказал тогда, что не могу помочь тебе в поисках матушки. Она уже лежала бездыханная, а данное ей слово я не мог нарушить.

Чёрные бусины мрачно переливались в руках Свободы. Тёплые слёзы капали на дрожащие пальцы, а листья-дни, прожитые в разлуке с матушкой, уносил безжалостный ветер.

– Почему ты не исцелил её? – с глухим рокотом поздней осенней грозы возроптало в ней скорбное негодование. – Ты мог продлить ей жизнь!

Дождливая ночь вздохнула шелестом ветра.

– Я снова был перед непростым выбором, дорогая. Судьба – сеть со сложным, порой непостижимым рисунком. Жизненный путь твоей матушки подошёл к концу. Представь себе: полотно ткётся, пока есть нити, но когда они заканчиваются, настаёт край. Так и полотно жизни твоей матушки стало больше не из чего ткать. Продолжить его было бы можно, но для этого потребовалось бы брать чужие «нитки». А именно – твои, дитя моё, потому что вы крепко связаны друг с другом. Ежели бы я продлил жизнь твоей матушке, твой век оказался бы прискорбно коротким. Таким коротким, что ты не успела бы встретить свою любовь и получить от неё в подарок это чудесное колечко… Разумеется, я объяснил всё Сейрам, и это только укрепило её в выборе. Твоя матушка умерла, чтобы ты жила и была счастлива. Но своё слово она сдержала. Она снова с тобой.

– Почему? – Тёплые солёные ручейки катились по щекам, свет лампад плясал и влажно дробился в глазах Свободы. – Почему моя жизнь должна оплачиваться так дорого? Разве она более ценна, чем жизнь Лешего и матушки?

– В тебе есть силы идти по своему пути без неё, – улыбнулся Ворон, гладя её по волосам, как ребёнка. – А твоя матушка не смогла бы прожить без тебя и дня. Надень это ожерелье, когда ляжешь спать. Во сне ты сможешь увидеться и поговорить с нею.

– А её тело… Ты предал его земле или огню? – Смахивая слёзы, Свобода поднялась с лавки.

– Оно покоится здесь, родная. – Князь Ворон ласково взял её под локоть. – Ты можешь его увидеть, коли есть такое желание.

Сырой и пронзительно-зябкий сумрак подземных покоев рассеивал только колдовской огонь в прозрачных шарах, вмурованных в каменные стены. На каждом повороте, из всех углов на Свободу накатывали какие-то леденящие дуновения и жуткие шепотки, и она робко жалась к князю Ворону.

– Не бойся, дитя моё, – мягко молвил тот. – Здесь нет для тебя опасности.