Конечно в такой обстановке командирам тральщиков и сторожевых катеров было нелегко разобраться в истинной обстановке на берегу. Создавалась иллюзия ночного наступления противника. В ряде воспоминаний отмечается, что когда пришли тральщики и сторожевые катера приблизились к берегу то с разных мест на берегу, а не только с причала их стали вызывать сигнальными фонарями – «морзить». Все переговоры сводились к просьбе подойти к берегу и забрать их. Старшина 1-й статьи Алексеенко, находившийся в эту ночь возле взорванных башен батареи, видел, как катера сигналили клотиковыми огнями, отвечая на сигналы с берега.
Кроме того, эта ночная картина севастопольского берега, озаряемого яркими вспышками разрывов снарядом и мин, непрерывным гулом артобстрела района 35-й батареи и всего Херсонесского полуострова, пулеметной и автоматной стрельбой вынуждала корабли не стоять на месте, а маневрировать у берега во избежание попадания случайных вражеских снарядов. Эти обстоятельства значительно усложняли прием с воды плывущих к ним защитников Севастополя.
Попытка Ильичева передать приказание на прибывшие катера сигнальным фонарем: «Здесь врид комфлота, приказываю подойти к берегу» – не вызвала сразу должных действий, как это следует из показаний Линчика и Островского, приводимых нами по тексту. По-видимому, для командиров катеров это требование стало неожиданным среди многих других семафоров или просто миганий с берега фонарем. Почему Ильичев в семафоре так обозначил свою должность?
По этому поводу М. Линчик рассказывал, что Октябрьский, перед своим уходом из 35-й батареи в начале ночи 1 июля, сказал Ильичеву: «Ты остаешься за меня». Так тогда Ильичев сообщил Линчику.
Надежда на эту всемогущую фразу не сработала. Видимо, это получилось потому, что в первый момент своего прибытия на рейд 35-й батареи внимание командиров кораблей было обращено на рейдовый причал туда, где по их разумению должно было находиться командование. На остальные сигналы с берега они не обращали внимания.
Но вот прошло какое-то время, и один из катеров подошел к неразрушенной секции причала и принял людей. Заруба, находившийся в тот момент с Новиковым на скале на оконечности причала, расположенного у потерны, вспоминает, что «…второй катер подошел к обрыву – там подавал сигнал капитан 3 ранга Ильичев, вызывая корабли. Мне рассказывали, что Ильичев мог в числе первых попасть на подошедший сторожевой катер, но он самоотверженно выполнял свой долг. Ильичев крикнул командиру катера: «Отходи!».
В воспоминаниях Зарубы очень много неверной и путаной информации, поэтому к ним следует относиться осторожно. Об обстоятельствах подхода одного из катеров к береговой скале под батареей старший лейтенант В. Гусаров писал так: «На берегу я приказал своим старшинам раздеться и плыть к катерам. Когда я плыл сам, то заметил, что со скалы дают семафор «Ратьером». Я прочитал текст: «Командиру катера, немедленно подойдите к скале, здесь командиры штаба флота». А сигнальщик прочитал, что там комфлот (так оно и было, но этот семафор давал Островский с другого места неподалеку от первого – Б.Н.) и доложил командиру. Командир катера решил подойти к этой скале. Стал разворачиваться кормой, потихоньку рывками пошел.
Я крикнул своим старшинам Зоре и Кобецу плыть к катеру. Они отозвались – плывем. И когда катер коснулся скалы все кто там был бросились на катер, и катер стал малым ходом отходить. Я уцепился за привальный брус, и подбежавший матрос меня вытащил на палубу. Я узнал, что сигнал с берега подавал Борис Островский. На этот же катер попали командир и комиссар 35-й батареи и много офицеров, всего 119 человек при норме загрузки – 40».
По моему предположению, это мог быть только СКА-028, – единственный из первой тройки катеров вернувшийся в базу.
Следующий свидетель этой драматической ночи капитан-лейтенант А. Суворов, находившийся на берегу под 35-й батареей в группе командиров 35-й батареи и штаба флота, писал, что с помощью краснофлотца-сигнальщика с Херсонесского маяка Гринева было передано фонарем «Ратьера» приказание на один из катеров «подойти к берегу, здесь командиры флота и армии». И один из катеров подошел к ним и, по словам Суворова, принял 145 человек, из них 80 командиров из Береговой обороны и 35-й батареи.
Меня нисколько не смущает разночтение в числе принятых на борт людей. Командиры катеров могли указывать в донесении данные, соответствующие предельно допустимой нагрузке для катеров данного проекта. Я бы на их месте поступил бы точно также.
По рассказу капитан-лейтенанта Островского дело обстояло так: