Оставшийся танк «КВ» стоит в лощине. Я посадил туда воен-техника 1 ранга, так как, когда еще раньше мы ехали, наш механик-водитель выскочил, стал поправлять машину и ему оторвало руку осколком. Так что мы его отправили в санчасть. Старший механик-водитель тоже получил ранение, когда прострелили пушку. Я сказал этому воентехнику, чтобы он вел огонь из пулемета. А там было два пулемета. В это время я слышу шум. Глянул, кругом люди бегут. Ну, думаю, это пополнение. А, оказывается, идут немцы. Остается до нашего танка всего метров 50. нервы были напряжены до последнего. Я смотрю и вижу немецкие каски, автоматы. И в это мгновение с нашего «КВ» открывается ураганный огонь. Немцы частью попадали, частью побежали обратно. Мы притащили еще один пулемет Максима. Но «КВ» так обстрелял всю эту группировку противника, что больше с той стороны немецкие автоматчики не появлялись.
После того я пришел к полковнику и говорю:
– Товарищ полковник. Результаты такие то и такие то. В живых остался я, младший лейтенант Черных, который получил ранение в руку. Больше танков не было. Остался один «КВ» без пушки. Я предложил этот танк отправить, но полковник говорит, что не надо. Я говорю, что ведь танк погибнет здесь, но он так и не позволил его отправлять.
Пока я с ним разговаривал, противник начал обходить штаб и бить по нему. У противника были и пленные и перебежчики и они, конечно, рассказали ему, что у нас где находится. Противник решил или нас всех перебить, или взять живыми. Я сел около стенки. Полковник стоит около меня. Мы разговариваем. В это время у меня все в глазах закрутилось, я подскочил. Оказывается это у меня была контузия. Я вертелся, вертелся, куда то делась ушанка. Мне сразу захотелось или воды, или водки. Но ничего не было. У меня была такая слабость, что любой человек меня мог свалить – женщина или ребенок.
Я спрашиваю:
– Где комиссар?
Я вижу что люди в руках держат автоматы. Я тоже взял винтовку, но меня взяли за ноги и утащили в подвал. Там были другие раненые, кругом стоны, у двух были оторваны ноги, механик-водитель без руки. Воздуха там совершенно не было, дышать было нечем. О воде никакой речи не могло даже быть. Противник находился в 15 метрах от дома.
Майор, начальник штаба 2 батальона горит:
– Танкисты будем выходить. Вперед.
В этот момент кто-то крикнул:
– Газы!
Мы все бросились к выходу, но ничего не было. Потом опять послышался крик:
– Газы!
Но воздух, напротив, стал очень хороший, к нам проник свежий воздух. А противник действительно пустил дымовой снаряд, люди начали задыхаться в подвале, начались стоны, истерические крики. А когда крикнули:
– Газы!
Все начали выбегать из подвала на первый этаж, а там было парадное крыльцо и по этому крыльцу противник из двух танков вел сплошной огонь. Как только кто-нибудь выскочит, сейчас же падает на камни раненый или убитый. Я думаю: «Здесь, очевидно, пробежать нельзя». Потом я выбрал минуту, когда перезаряжали диски и проскочил на первый этаж. А во дворе стоял сарай. Около него в 7-10 метрах стоят два немца и из пулемета ведут огонь. Тут бежит один из командиров стрелковой части. Немцы сначала зазевались, а потом все же этого командира убили.
Я думаю: «Нужно выходить». Я хотел повернуть налево, ищу проход на поле. А в это время идет немецкая танкетка. Глянул в подвал, там сидели красноармейцы и было очень много людей.
Но, в конце концов, мы вышли к своим частям и я попал опять в свою часть.
Оставил я 32 бригаду под Юхновым, где я получил контузию. А когда я поправился, то поехал в кадры Западного фронта. Там я получил назначение в 95 танковую бригаду 9 танкового корпуса. Из этой бригады я и приехал на курсы.
Командир 32 бригады Ящук – теперь генерал-майор, он потом поехал на Западный фронт и работал там заместителем начальника АБТ Западного фронта. Сейчас он командует танковым корпусом. Комиссаром у него был полковой комиссар Курбаткин, который потом погиб. Бригада была в окружении, потом прорывалась, затем противник ее опять окружил. Из стрелковых частей там была 413 сд и еще две стрелковые дивизии. Материальную часть потеряли и стали отходит оттуда. Командир бригады вышел, начальник особого отдела тоже вышел, санвзвод вышел, а комиссар бригады Курбаткин погиб. Там же погиб и инструктор политотдела.
Связь между нашим батальоном и бригадой была живая и ко мне приезжали командир и комиссар бригады, или начальник штаба майор Филиппов. И нас вызывали в штаб бригады. Другой раз бригада стоит недалеко и у нас было личное общение или связь по телефону. А если невозможно, то ехали специальные связные на мотоцикле или танкетке. А так как мы все время поддерживали стрелковые части, то мы непосредственную связь держали с командиром стрелковой части, – здесь в большинстве была телефонная связь, а в некоторых случаях или он посылал к нам посыльных, или приезжал к нам представитель, работник штаба.