Великая победа на Дальнем Востоке. Август 1945 года: от Забайкалья до Кореи

Начальник Генштаба армии высказался осторожно:

— Вы, Того, несомненно, знаете больше, что творится в Европе, но на волне недавних перемен и вам нелегко разглядеть ближайшее будущее. Десять лет Гитлер проводил свою авторитарную политику, не боясь, ошибиться.

«Первый дипломат» Японии не стал скрывать обуревавших его пронзительных тревог:

— Больше или меньше знать или понимать, Умэдзу, — всё это в нынешней обстановке носит весьма относительный, я бы даже сказал, весьма условный, проблематичный характер. Всегда и любому человеку трудно быстро перестроить свои ориентиры на противоположные, но именно так случилось с Японией. Судьба Великой Империи требует от нас быстрой и кардинальной перестройки.

— Что вы имеете в виду, Того?

— Только то, Умэдзу, что ещё недавно, даже год и тем более два-три года назад Япония, выступив в удобный момент против Советов на Востоке, возможно, могла склонить военную чашу на сторону рейха. Мы этого не сделали. Упустили свой шанс. Ждали ещё более убедительных побед германского фюрера, чем те, что вермахт одержал в сорок первом под Вязьмой, в сорок втором в Крыму и под Харьковом. Теперь ясно и нам, что тогда были последние звёздные месяцы вождя германского народа…

— Какая у вас тонкая философия, Того, — вкрадчиво прервал причитания министра иностранных дел начальник Генштаба армии. — Выходит, определённый, обоснованный риск не заказан не только военным, но и дипломатам?

Того не придал реплике собеседника никакого значения:

— Вам это, пожалуй, неизвестно, Умэдзу, но Отт[41] много раз напоминал тогдашнему руководству Японии, что благоприятных шансов может впредь и не наступить. Так, впрочем, и случилось. Курск развеял всё иллюзии на победу Германии, а, значит, уплыли в небытие и наши «удобные моменты». С начала сорок пятого всё круто изменилось. После Вислы Красную Армию было уже не остановить.

— Мы всё сильны задним умом, Того, — горестно, не упрекая собеседника, заметил начальник Генштаба армии.

— Искать примирения с Советами следовало в сорок третьем, Умэдзу, а не продолжать совершать мелкие козни против их кораблей на тихоокеанских коммуникациях. После утраты Минска и Киева стало уже очевидным, в чьи паруса подул подлинный тайфун.

— Я где-то прочитал недавно, Того, что политика посложнее физики и математики, поскольку в ней слишком иного переменных величин[42].

— Это справедливо в такой же степени, Умэдзу, — тут же отозвался министр иностранных дел, — как и то, что Великая Империя в одночасье оказалась в середине сорок пятого один на один против сверхмощного блока, противостоящего грозной «оси». Берлин — Рим — Токио.

Начальник Генштаба армии снова вернул разговор на «круги своя»:

— Надеюсь, Того, вы разделяете моё мнение об исчерпании наших людских резервов?

«Первый дипломат» Японии, однако, пошёл ещё дальше и откровенно заявил:

— Как это ни печально, Умэдзу, но я считаю наши новые формирования ненадёжным войском, на которое не стоит чересчур уповать. Если Советы обрушат на Квантунскую армию сверхмощные удары, то всё свежие дивизии, сформированные из наших колонистов в Китае, корейцев и русских белогвардейцев, тотчас разбегутся. Какими силами тогда Генштаб армии закроет образовавшиеся бреши?

— Вы более чем правы, Того.

Телеграмма от посла Сато из Москвы не поступила в Токио и 17 июля. Премьер-министр Судзуки справился у «первого дипломата» Японии:

— Приглашение из Москвы всё ещё не поступило, Того?

— Нет, господин премьер-министр. Надежды мизерные, что мы вообще его получим, — сам тон ответа министра иностранных дел подтверждал, что так, видимо, оно и случится.

— А может, всё же напомнить Сато о наших тревогах? Время уходит, а мы из месяца в месяц не можем никак договориться о чём-то конкретном ни с американцами, ни с Советами, — посетовал Судзуки.

— Мы утратили политическую инициативу, господин премьер-министр. Так тяжёлая война распорядилась с судьбой Великой Империи.

— Но будем ждать, Того. Я всё же лелею некоторую скромную, но стойкую надежду.

Вечером 18 июля посол Сато был приглашён в наркомат иностранных дел СССР и из уст того же заместителя наркома Лозовского получил ответ на недавнее письмо премьер-министра Судзуки и послание императора Хирохито. Он не порадовал японского дипломата.

Лозовский заявил, что Советское правительство внимательно изучило оба документа с японской стороны и пришло к однозначному заключению, что в позиции Японского правительства существенных изменений не произошло. В послании императора не нашли отражения ни цели визита принца Коноэ, ни его фактические полномочия. В итоге аудиенции заместитель наркома иностранных дел СССР констатировал: «Советское правительство не видит возможности дать какой-либо определённый ответ по поводу послания императора Японии, а также миссии князя Коноэ».