После свидания во Львове следующий раз мы встретились с братом, и опять-таки на два дня, на Московском государственном совещании в августе 1917 года, на котором я был еще в военной форме. Сидели мы с ним рядом в зале Большого театра, в котором происходили заседания совещания, слушали интересные горячие речи ораторов и чувствовали всю безнадежность положения… На Театральной площади стояли десятки вагонов забастовавшего трамвая. Чувствовалось приближение катастрофы. Принимали мы с братом участие также в соединенном заседании бывших членов четырех Государственных дум, происходившем в здании нашей alma mater.
О жизни Павла Дмитриевича с момента этого нашего свидания в Москве и до следующей встречи уже на юге России я знаю лишь по его рассказам, так как, живя в это время в разных местах, мы с ним не виделись. В дополнение к тому, что он сам рассказывает в «Великой разрухе» о всем им пережитом в это время, приведу лишь выдержку из его очень характерного письма к графине С.В. Паниной по поводу отсутствия представителей К.-д. партии на открытии Учредительного собрания (5 января 1918 года). Письмо это было написано им из Петропавловской крепости 9 января 1918 года. Вот что он между прочим писал в своем письме:
«Пожалуйста, доведите до сведения Петроградского и Московского отделений ЦК, что единственный день, что мне действительно было неприятно быть на запоре, – это 5 января, потому что никто из К.-д. фракции не явился в Учредительное собрание, и я не мог восполнить этот пробел. 6-го на прогулке я сказал об этом А.И. и Ф.Ф. (Андрею Ивановичу Шингареву и Федору Федоровичу Кокошкину. – П. Д.), и они оба нашли также, что это была ошибка. По-моему, следовало бы по крайней мере 2 из петроградских и московских членов Учредительного собрания явиться и постараться от фракции прочесть краткую декларацию из 2 пунктов – по вопросу о суверенной власти Учредительного собрания и по вопросу о мире и восстановлении прочности союзов. Почему никто не явился? Бывают моменты, когда надо дерзать. Тем более что можно было предвидеть, что сессия будет краткая. Всего хорошего. До скорого (?) свидания».
Глава 3
Участие в белом движении и работа для Белой армии за границей
Во время борьбы Добровольческой армии с большевиками мне, заболевшему после войны довольно острой формой сердечной болезни, пришлось лечиться и спасаться от большевиков сначала в Ессентуках и Кисловодске, а затем в Сочи. За все это время мне удалось лишь два дня провести вместе с братом в Екатеринодаре во время пребывания там Ставки генерала Деникина. Павел Дмитриевич был в разгаре своей общественно-политической работы, направленной к поддержке населением армии. Все дни его уходили на писание газетных статей, на разные совещания, публичные заседания и лекции и на переговоры с отдельными лицами, как штатскими, так и военными. Небольшая убогая комнатка его, в которой на диване помещался обыкновенно еще кто-нибудь, была вся завалена кипами газет, листовок, гранок, афиш, карикатур. Все время дверь отворялась и беспрерывно чередовался ряд посетителей, между которыми были и его прежние столичные сотрудники и знакомые. Через день после моего пребывания в Екатеринодаре он должен был ехать на фронт с какой-то специальной миссией. Личные условия жизни Павла Дмитриевича в Екатеринодаре и Ростове были очень тяжелы. Вот что, вспоминая об этом времени, писала в своем письме ко мне от 28 ноября 1941 года из Нью-Йорка графиня С.В. Панина: «…а потом Юг, где он ходил в костюме, сшитом из дерюжного мешка, а сапоги свои шнуровал белыми тесемками. Я помню, как чернилами красила эти тесемки и вечно зашивала дыры его костюма и рубашек…»
В конце февраля 1920 года, уже будучи в Новороссийске, Павел Дмитриевич, как он об этом кратко пишет в своих воспоминаниях, вместе с профессором А.В. Маклецовым и другими создал общество формирования боевых отрядов. Цель общества – пополнение Добровольческой армии. Говоря о настроениях, царивших в Новороссийске перед эвакуацией, начальник так называемого Освага, то есть осведомительно-агитационного отдела Добровольческой армии, профессор К.Н. Соколов пишет в своей книге «Правление ген. Деникина» (стр. 355): «Проще всех смотрел на вещи и бодрее всех держался, конечно, князь П.Д. Долгоруков. У него было очень ясное и твердое решение, несмотря ни на что, идти до конца с Добровольческой армией».
В Феодосии, где брат прожил некоторое время после переезда в Крым, он составил для городской управы проект обращения последней к генералу Врангелю, о чем он пишет в «Великой разрухе», в котором управа говорила о необходимости связи населения с армией и выражала готовность оказывать ей всяческое содействие.