Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916–1926

В 1922 году я проездом из Константинополя в Прагу заезжал на две недели в Белград и остановился там у брата на окраине города в маленьком деревянном домике мелкопоместного типа, среди большого сада с фруктовыми деревьями. Из прежних своих друзей он тогда ближе всего сошелся с бывшим московским городским головой М.В. Челноковым, ранее членом Московской губернской земской управы, этим интересным и одаренным самородком и самоучкой из купцов-старообрядцев, имевшим у сербского правительства по делам русской эмиграции большой вес. Жил в Белграде и наш друг детства Н.Н. Львов, наезжал и останавливался у Павла Дмитриевича граф Д.А. Олсуфьев. Обедали обыкновенно всей компанией, доходившей человек до 15, в частной столовой у квартирохозяйки Челнокова. Часто игрывал мой брат со своими друзьями в шахматы. Некоторую дань своему прежнему умеренному сибаритству он отдавал, купаясь в реке Саве с ее чудным песчаным многолюдным пляжем, с недурным ресторанчиком при ее впадении в Дунай. Мне показывали нарисованную на него карикатуру, изображающую его довольно тучное тело, лежащее на песке с газетой, кажется «Общим делом», в руках. Дань же своему артистическому и туристическому духу он имел возможность отдать при посещении для сдачи и частичной ликвидации так называемой серебряной казны живописного адриатического побережья, переполненного остатками столь любимого им итальянского средневековья.

В Белграде эмигрантская общественная атмосфера для работы Павла Дмитриевича в интересах русских воинских частей была очень тяжелая. Как говорит в своей книге «Русская армия на чужбине» (стр. 52) В.Х. Даватц:

«Одно имя князя П. Долгорукова, представителя К.-д. партии, было ненавистно для правых…»

Напротив, с генералом Врангелем у него установились близкие и доверчивые отношения. О них свидетельствует целый ряд писем к нему генерала Врангеля. В Константинополе они начинались обращением: «Ваше Сиятельство» или «Милостивый Государь», затем в Сербии сначала: «Глубокоуважаемый», потом «Глубокоуважаемый и дорогой», а под конец просто – «Дорогой». Вот некоторые выдержки из этих писем:

«Всемерно ценя Ваш большой государственный и жизненный опыт, Ваше неизменно горячее и искреннее участие в судьбах русской армии и русского беженства, я прошу Вас продолжать Вашу исключительно полезную работу в Русском совете на прежнем основании» (яхта «Лукулл», 20 сентября 1921 года). «В стремлении привлечь широкие круги общественности к контролю над расходованием сумм, находящихся в распоряжении главного командования, я предполагаю учредить особую для этой цели комиссию и пригласить к участию в ней общественных деятелей. Глубоко ценя ту неизменную нравственную и деловую поддержку, которую Вы оказывали мне, и Вашу духовную связь с армией, я прошу Вас не отказать в любезном согласии на вхождение Ваше в эту комиссию» (Сремски Карловцы, 10 сентября 1922 года). «С большим сожалением я осведомился о Вашем решении оставить непосредственное участие в работах Финансово-контрольного комитета и покинуть Белград. Я всегда крайне ценил Вашу деятельность на пользу армии, с которой Вы связаны неразрывными узами с первого года вооруженной борьбы за освобождение России. Вы были в Екатеринодаре и Ростове, оставались до самой последней минуты в Новороссийске, а затем работали в Крыму. Ваши труды на армию не прекратились ни в Константинополе, ни в Белграде. В обоих этих городах работа гражданских и общественных учреждений осложнялась исключительно тяжелыми условиями, в которые ставила армию и главное командование не поддававшаяся никогда точному учету международная обстановка, скудость средств, непонимание частью нашей общественности лежавших на ней обязательств по бережному отношению к последней нашей национальной ценности. Вы принадлежали к той небольшой горсти наших общественных деятелей, которые и умом и сердцем понимали значение армии, несостоятельность предъявлявшихся к ней с разных сторон требований и линию поведения, которой надлежало относительно ее держаться каждому человеку, любящему Россию.