Великая Российская трагедия. В 2-х т.

Тогда, дня через три, меня перевели в камеру № 19. Вскоре привели “сокамерника”. Еще одна железная кровать пустует. Конечно, читаю много, иногда — все подряд. Размышляю. Разум не мирится с тем, что произошло. Иногда ночью просыпаюсь, а лицо мокрое — видимо, во сне происходит разрядка организма, воля слабеет. Мучительно думаю обо всем, все вспоминаю... Своих товарищей-парламентариев. Они сделали все, что могли — никто не смеет их упрекать.

Тюрьма мне в честь, не в укоризну.

За дело правое я в ней,

И мне стыдиться сих цепей,

когда ношу их за отчизну?

Рылеев

Переживаю за родных, близких. Выдержит ли моя старенькая, больная матушка? В сибирский мороз, оставив в больнице моего больного отца, Берия и его приспешники выслали нас в Северный Казахстан. Четверо маленьких детей было у нее на руках. 13 лет отработала она колхозной дояркой в селе Полудино. Помню образ: темная, морозная ночь. Одев фуфайку, перепоясавшись каким-то ремнем, в старых пимах, с зажженной керосиновой лампой, мать выходит на улицу часа в 3-4 утра и идет на колхозный двор: в феврале-марте — отел коров, телята могут замерзнуть в 30-40-градусный мороз... Чуть повзрослев, — я, вместе с братьями и сестрой, становлюсь ей помощником...

Думала ли она, что опять семья окажется репрессированной — бросили в тюрьму ее сына — за что?.. А она ведь видела, как я работал: в 7 утра уезжал, к полуночи приезжал домой... Переговорить-то не могли толком...

Фомичев мне говорит: — Матушке вашей не сказали, что вы в тюрьме. Сообщили — он перешел на нелегальное положение.

Я спрашиваю: — И она поверила? Отвечает: — Да.

Я рассмеялся: — Да ни за что на свете в это она не поверит! Просто она увидела, что все переживают, подумала — раз они хотят, чтобы я поверила, — пусть будет так. — Она очень сильный человек, моя матушка.

Фомичев задумался, пристально посмотрел на меня: — Пожалуй, вы правы, Руслан Имранович...

Сообщил, что здесь братья, Ямлихан и Асланбек, добиваются встречи со мной. Я посоветовал им уехать в Грозный, у обоих семьи, мать, сестра — им совсем плохо без них. Тревожился за детей, семью; жена — она совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни. Кстати, расстроился, когда она сказала, что кабинет мой разграблен, многих вещей, включая множество моих книг, не может получить. Что ж, подумалось, ничего нового, все в порядке вещей в России: У князя Трубецкого, арестованного по декабрьским событиям в 1825 году, украли шубу, оставленную в санях. Правда, царь Николай лично допрашивал князей Трубецкого, Голицина, Волконского, графа Оболенского, графа Орлова, Муравьева, Левашова. А я вот никак не могу добиться того, чтобы ко мне пришел не только Генеральный прокурор, но даже начальник следственного управления Феткуллин. Такие нынче нравы у новых хозяев России.

Размышляю. Курю. Начинаю ходить. Ровно семь шагов — по коридорчику между двумя железными койками — от своей койки у стены до двери и обратно.

...Экономическая реформа. Безработица. Расслоение общества. Очень узенькая “прослойка” нуворишей и целая армия обнищавших. Прославленный академик — экономист и социолог Алексей Румянцев в конце жизни оказался в богадельне. Об этом еще весной поведал академик Арбатов. Мне — стыдно...

Тяжело слушать радио, обычно “Маяк”. С утра (с 6 часов) до 10 вечера (до отбоя) — хула, клевета, грязные оскорбления в адрес Верховного Совета. Слово “депутат” стало бранным. В газетах — то же самое. “Московский комсомолец” с подачи какого-то Киселева (а тому — якобы сообщило немецкое радио) поместил клеветничесую заметку о том, что Хасбулатов получил от Саддама Хусейна 7 млн.долларов! И некому заступиться, никто не потребует к ответу клеветников, не имеющих понятия о чести и достоинстве. Своей-то нет, чего же дорожить чужой честью? Где те депутаты, которые упоминаются в связи с этим? Почему молчат? Трусливые они. Потому и молчат. Тошно.

...Не сумели мы защитить Конституцию. Сколько требовал от Митюкова и Аслаханова подготовить соответствующие проекты! А вот параграф 42 Конституции Дании гласит: “Риксдаг неприкосновенен. Посягающий на его безопасность и свободу, отдающий или выполняющий подобный приказ виновен в государственной измене”.

Если бы подобная статья была в Конституции, в Уголовном кодексе, четкая и лаконичная, — ни Ерин, ни Грачев, ни Филатов, никто другой никогда и ни при каких обстоятельствах не выполнили бы преступных приказов Ельцина...

...Председатель первой Государственной думы Сергей Муромцев был осужден на 3 месяца за отказ подчиниться указу царя о роспуске Думы. Александр Гучков, председатель III Государственной думы, тоже побывал в Петропавловской крепости в 1912 году, правда, за дуэль.