11 июня в Киев пришла телеграмма от Керенского, в которой Украинский военный съезд объявлялся «несвоевременным». Поскольку проходившим практически одновременно Польскому, Казачьему, Авиационному и Всероссийскому военному съездам никаких препятствий не чинилось, этот запрет можно было расценить только как удар по украинскому национальному движению. На Крестьянском съезде это вызвало бурю страстей. Солдаты призывали съезд «последовать примеру доблестных предков, которые умели бороться за свою свободу и права с мечом в руке». Призывавших «идти в ногу с теми русскими социалистами, которые признают права всех народов, в том числе и украинского, не на словах, а на деле», слушали равнодушно. Оратора, который заявил, что Украина «получит свободу и землю только тогда, когда их получит Россия», зашикали. Незадолго перед этим наименее влиятельная группа «сепаратистов» призвала отозвать украинских депутатов со Всероссийского крестьянского съезда, объявить Центральную раду временным украинским правительством, созвать украинское Учредительное собрание и призвать всех украинских солдат присоединиться к национальной украинской армии. Теперь съезд едва не принял эти предложения. Ситуацию спасли украинские социал-демократы и социалисты-революционеры. «Решение об автономии Украины не может быть принято без согласования с другими народами, проживающими на ее территории», – доказывал социал-демократ Мартос. «Берегитесь лозунгов сепаратистов, – убеждал украинский социалист-революционер Заливчий. – Если мы объявим независимой только свою республику, то потеряем свою демократию и не получим землю... Мы должны оказывать давление не только на русскую буржуазию, но и на свою собственную. Не думайте, что если землевладельцы говорят на нашем языке, то они находятся на нашей стороне». Напоминание о социальном антагонизме крестьян с украинскими землевладельцами сыграло свою роль, и съезд отказался следовать за группой сепаратистов, которую возглавлял Степаненко. Во время голосования по вопросу, должны ли украинцы стремиться к автономии или к независимости, за независимость проголосовали лишь девятнадцать сторонников Степаненко, но против нее выступило всего четырнадцать человек. Украинское национальное движение оказалось на распутье.
17 июня три тысячи человек протестовали против запрета Керенским Военного съезда и едва не приняли предложение Союза украинской независимости немедленно провозгласить политический суверенитет Украины. После митинга толпа, к которой присоединился 1-й украинский полк, пришла на Софийскую площадь и подняла над городской думой и памятником Богдана Хмельницкого украинское желто-голубое знамя; под звон соборных колоколов она поклялась «не возвращаться в свои части, не добившись автономии Украины».
Городская демократия, верная своей великорусской ориентации, недооценила значение случившегося. На пленарном заседании Исполнительного комитета Совета две партии обменялись резкими словами. Люди узнали, что Временное правительство отказало украинцам в просьбе, повторив все ту же священную формулу: «Дождитесь Учредительного собрания». Кадеты, меньшевики и правые эсеры защищали Временное правительство. Украинскую раду обвиняли в лицемерии: что она оправдывала свои действия стихийной силой национальных чувств, а на самом деле разжигала эти чувства. Меньшевик Доротов спрашивал, где гарантия, что завтра украинцы не выгонят из Совета неукраинцев штыками.
Представителям других национальностей, проживавшим главным образом в городах и придерживавшимся русской ориентации, было трудно перестать считать себя хозяевами положения и смириться со статусом меньшинства, удовлетворенного обычными гарантиями прав национальных меньшинств. Они боялись призраков и своей отчаянной борьбой только увеличивали реальную опасность.
Керенский отказался отменить запрет, не подумав о том, как добиться подчинения. Этот отказ только обнажил банкротство Временного правительства – теперь уже коалиционного.