Цензовое правительство с самого начала вступило в юридический спор с финнами: кто после падения самодержавия унаследовал права русской короны в Финляндии?
Согласно правому кадету Маклакову, «финны представили предложения, которые предусматривали передачу финскому сейму прав русского императора и великого князя Финляндского после отречения последнего... Это было логично, но на практике означало независимость как
Чем это можно было доказать? Тем, что Николай отрекся в пользу Михаила, а Михаил – в пользу Учредительного собрания? Тем, что князь Львов был назначен премьером Временного правительства по указу Николая II? Эти документы нельзя было считать законной основой власти Временного правительства – тем более что состав последнего несколько раз менялся. Если русский царь был одновременно великим князем Финляндским и если все совместные финско-русские отношения решались русским и финским законодательством параллельно, то тогда конец царского самодержавия означал и конец русско-финского двоевластия. Прерогативы русского царя могли перейти к Думе, к Учредительному собранию, к Временному правительству и вообще к кому угодно. В таком случае прерогативы великого князя Финляндского должны были перейти к финской стороне. Маклаков признает, что в юридическом смысле «закон был на стороне финнов; наши попытки доказать, что права великого князя Финляндского перешли к Временному правительству, не имели под собой юридической основы».
Для министров-социалистов этот диспут был чистой схоластикой. Русский император, как все монархи, коронованные «Божьей милостью», носил очень длинный и многословный титул. По каким-то древним, почти доисторическим правам он именовал себя также «наследником норвежского престола». Выходит, и Временное правительство должно было коллективно претендовать на «норвежское наследство»? Для русских социалистов Финляндия являлась независимым государством, которому, как и России, революция предоставила возможность решать свою судьбу самостоятельно. Русское Учредительное собрание и финский Учредительный съезд, обладавшие одинаковой конституционной властью, должны были заключить соглашение об их будущих связях как равное с равным. При этом Финляндия могла стать членом Российской федерации, ее союзником или просто соседом.
Министры-социалисты легко заключили бы с финнами такое соглашение, но во Временном правительстве они составляли меньшинство и со стороны следили за долгим законодательным диспутом между виднейшими кадетскими специалистами в области государственного права и столь же квалифицированными финскими законоведами. Маклаков говорил о Временном правительстве:
«Оно защищало российские интересы так же, как когда-то их защищал Столыпин. Но теперь кадетским юристам приходилось оспаривать ту самую теорию, которую они защищали при Столыпине. Когда финны начали настаивать на полномочности их сейма, Временное правительство, как Столыпин или Бобриков, используя силу, повесило замок на двери этого сейма, как однажды поступил Столыпин с Таврическим дворцом. Временное правительство прибегало к мерам, которые никого не успокаивали и в то же время вели к расколу между двумя странами»2
.Министры-социалисты, заложники коалиции, неохотно убеждали себя в том, что роспуск сейма означает лишь подготовку к новым выборам. Когда депутаты Финской социал-демократической партии приинципиально пришли в здание сейма, сорвали с двери печать и провели там демонстративное собрание, министрам-социалистам пришлось удовлетвориться тем, что ни один буржуазный министр не высказал своего осуждения данного шага. Этого не потерпели бы русские части в Финляндии.
Министры-социалисты и лидеры Совета часто, но обычно безуспешно пытались служить посредниками между финской демократией и Временным правительством. Чернов также участвовал в этих попытках; он встретился с делегацией финских партий, которая дала ему честное слово, что если Временное правительство примет без изменений подготовленный ими законопроект о расширении прав сейма, то они не будут предъявлять новых требований или создавать новые трудности до созыва Учредительного собрания или окончания мировой войны. Однако большинством голосов законопроект был направлен во все ту же пресловутую «юридическую комиссию».