Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   «Это назначение не приведет к успеху в войне. Поймите, генерал Алексеев всегда считал, что армия должна командовать тылом, что армия должна командовать волей народа и что армия должна руководить правительством и всеми его мероприятиями. Вспомните обвинения генерала Алексеева против представителей народа [Государственной думы. – Примеч. авт.] , что главным виновником приближавшейся катастрофы был русский народ в лице его представителей. Вспомните, что генерал Алексеев категорически настаивал на немедленном установлении военной диктатуры...»

   Теперь благодаря записям того времени, сделанным в «Дневнике» генерала Алексеева, мы знаем, что первый командующий русской революционной армией про себя всегда называл Совет солдатских депутатов Советом собачьих депутатов! Генерал Алексеев был до мозга костей пропитан старой психологией, диктовавшей вывеску «Вход нижним чинам и собакам воспрещен».

   Алексеев не отличался сильным характером. В начальники штаба ему придали Деникина – человека темпераментного, резкого, упрямого, решившего полностью игнорировать существование всех солдатских коллективов или организаций. Отличавшемуся таким же характером генералу Крымову предлагали несколько высших постов, но он отказался, после чего жаловался Деникину:

   «Как можно работать в таких условиях, когда Советы и непокорная солдатская масса не позволяют правительству сделать ни шагу? Я предложил в два дня очистить Петроград силами одной дивизии – конечно, не без кровопролития... Ни в какую! Гучков возражает, Львов кричит: «Боже упаси! Это вызовет такие сложности, такие беспорядки!»

   Когда заседание правительства утвердило командующим Петроградским военным округом генерала Корнилова (от общественности скрыли, что Корнилов был назначен на этот пост самим царем), «он охарактеризовал политическую ситуацию так же, как Крымов: правительство не имеет власти, а потому необходима суровая чистка Петрограда»¹.

   Временный комитет членов Думы, еще не считавший, что он отыграл свою роль, сделал любопытную попытку выяснить истинное состояние армии, направив на фронт специальных делегатов. Один из них писал:

   «Мы говорили со многими офицерами. Многие абсолютно не понимали ситуации и спрашивали нас: «Неужели вы не могли посоветоваться с армией, прежде чем делать революцию?» Они недовольны тем, что это было сделано без спроса, так сказать, «с кондачка», штатскими, которые не посоветовались с ними. Некоторые командиры были очень тактичны. После революции, отречения и т. д. они без шума убрали все портреты [царствующих особ. – Примеч. авт.];однако в некоторых частях эти портреты все еще демонстративно висят на прежних местах. Когда солдаты потребовали убрать портреты, командиры отказались – не потому, что привязаны к этим портретам или обожают старый режим, но потому, что, по их мнению, этого не позволяет дисциплина: «С какой стати мы будем подчиняться требованиям солдат?» Такое поведение грозит опасными последствиями. Некоторые солдаты говорили прямо: «Мы убьем командира такого-то; мы уже договорились об этом». Мы отвечали им: «Успокойтесь, Временное правительство так или иначе решит этот вопрос, оно примет меры, чтобы вами командовали подходящие люди».

   И правительство их приняло; но это были не меры, а полумеры. Настоящие меры были приняты снизу.

   «Некоторые из них [командиров. – Примеч. авт.] сознавали свою задачу, но другие не желали понимать, что все изменилось и что они сами должны измениться. Они злятся на новые приказы, в том числе на приказ Гучкова обращаться с солдатами вежливо: они говорят, что такие вещи делают только тыловые крысы, которые не имеют с армией ничего общего» .

   Обсуждая с членом Думы приказ о вежливом обхождении с рядовыми, командир дивизии выразился коротко и энергично: «Я порол этих мерзавцев и буду пороть, а если кто-нибудь пикнет, я сам дам ему пятьдесят ударов плетью».

   После данной поездки не социалисты, не Совет, а сам Временный комитет Государственной думы заявил: «Это контрреволюционные настроения».

   Но могло ли быть по-другому? Нет.