Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   В величайшей спешке, без соответствующего коллегиального решения, без соблюдения формальностей Корнилову была послана телеграмма, снимавшая его с должности главнокомандующего. Ее отправили не от имени правительства и даже не от имени премьера, без титула подписавшего, без номера и обычного адреса «Главковерху, Ставка». Она напоминала частную телеграмму, была подписана «Керенский» и адресована «генералу Корнилову, Могилев».

   Корнилов отказался сложить с себя полномочия, а начальник штаба генерал Лукомский, которому эти полномочия должны были перейти по уставу, не принял их. Керенский приказал командующему Северным фронтом генералу Клембовскому остановить эшелоны с отрядами генерала Крымова. Ответ гласил, что у генерала нет таких полномочий, поскольку эти части относятся к стратегическому резерву главнокомандующего. Тогда Керенский назначил Клембовского главнокомандующим; Клембовский отказался. Все остальные командующие фронтами телеграфировали, что отставка Корнилова будет роковой для армии и России; он должен оставаться главковерхом независимо от политических осложнений.

   Эшелоны с отрядами генерала Крымова приближались к столице. Им навстречу спешно выслали части петроградского гарнизона. Солдаты и офицеры были ошеломлены случившимся; они относились к борьбе между Керенским и Корниловым как к семейной ссоре, которая им безразлична и не стоит того, чтобы проливать из-за нее кровь.

   Дублер Савинкова Филоненко, по пути из ставки в Петроград проехавший этот импровизированный «антикорниловский фронт», позже саркастически говорил: «Поведение петроградских частей было ниже всякой критики». Мнение генерала Верховского, высказанное впоследствии, было не лучше: «Во время корниловского мятежа одна кавалерийская дивизия или полк тяжелой артиллерии могли бы разогнать весь Петроградский гарнизон».

   После выхода из правительства Керенского Чернов взял с собой офицера генерального штаба Бойера и бывшего волонтера французской армии Каллистова и отправился на передовую. Вернувшись оттуда, он доложил Центральному исполнительному комитету, что против отрядов, наступающих со стороны фронта, были выдвинуты пехотные части без передовых конных разъездов, не имеющие между собой никакой связи. Солдаты жаловались на отсутствие пулеметов и до смешного скудный боезапас. Части расположились на пересеченной местности, где пехота могла легко обороняться против кавалерии с помощью самых элементарных полевых укреплений; однако по каким-то непонятным причинам у них не было ни лопат, ни колючей проволоки, ни саперов. Согласно полученным приказам, при приближении врага они должны были отступить с пересеченной местности, трудной для действий кавалерии, на равнину перед Петроградом и стать идеальной мишенью для артиллерии Корнилова, которая могла бы накрыть их огнем с холмов и лесистых возвышенностей. Это дало бы корниловской кавалерии полную возможность гнать беспорядочно отступающие правительственные части перед собой и ворваться в город на их плечах. Все это напоминало план не обороны Петрограда, а его как можно более безболезненной сдачи мятежному генералу. Совет направил специальную делегацию в военное министерство, где Савинков с ледяной вежливостью ответил Войтинскому, Чернову и другим: «Не извольте беспокоиться, до вооруженного столкновения не дойдет, все закончится мирно».

   Остатки правительства пришли в ужас. Савинков сообщает:

   «Терещенко подал в отставку. Некрасов предложил передать всю власть Совету рабочих и солдатских депутатов. Некоторые министры предпочли не ночевать дома. Та же самая паника владела и Советом [? – Примеч. авт.]. Только так я могу объяснить поездку Чернова в Царское Село с «инспекцией» обороны, требование Войтинского, чтобы я разоружил юнкеров, и настояния Церетели и Гоца, чтобы делегаты Всероссийского центрального исполнительного комитета присутствовали на совещании штаба военного округа – видимо, для того, чтобы следить за моими инструкциями».

   Однако все это говорит не о панике, а об энергичных мерах предосторожности, которые принимал Совет, не доверявший военным властям. Не только Корнилов, но и лидеры Совета не знали, кому Савинков вонзит нож в спину – Керенскому и Корнилову. Савинков сообщает, что даже его коллега, морской министр Лебедев, сообщил Керенскому о «беседе преступного характера», состоявшейся в эти дни по прямому проводу между Савинковым в Петрограде и Филоненко в ставке. Тем не менее Савинков оставался военным губернатором столицы вплоть до 31 августа, то есть в самые критические дни наступления Крымова. Правда, стремясь обелить себя, именно Савинков первым публично заявил, что с Корниловым «следует обращаться как с изменником».