В самый критический момент бесконечные, изматывающие нервы переговоры с министрами и кандидатами на министерские посты, когда в чемоданчике Керенского лежали заявления об отставке всех министров и он обладал «всей полнотой власти», не зная, что с ней делать, и ничем не напоминая счастливого диктатора, к нему пришла официальная делегация Совета. Она предложила Керенскому помощь с одним-единственным условием: мятеж должен быть подавлен беспощадно. Совет не тратил время на слова. Он действовал – действовал, как в лучшие дни революции.
Чтобы разбить воинские части, собранные Савинковым и его помощником Пораделовым, было бы достаточно одной Дикой дивизии Крымова. Питерские вояки тут же разбежались бы, потому что считали Керенского заодно с Корниловым и не собирались страдать из-за их ссоры. Но последнее слово в борьбе Корнилова с революцией еще не было сказано. Все предместья Петрограда ощетинились баррикадами и были готовы встретить врага. Кронштадт прислал столько людей, что Савинков пытался отослать 2000 матросов обратно, сказав, что «в них нет необходимости». Рабочие брались за оружие, создавали отряды Красной гвардии и готовились превратить в крепость каждую фабрику, каждый дом. В первые же дни в рабочую милицию вступило 25 000 человек. В части Крымова были направлены десятки агитаторов.
У Совета не было времени легализовать свою деятельность. Он функционировал как истинная революционная власть. Не дожидаясь, когда начнут действовать многочисленные корниловские тайные общества, он начал массовые аресты. Штаб заговорщиков в гостинице «Астория» был уничтожен. Председателя Военной лиги Федорова арестовали. Общее число арестованных превысило 7000. Во многих домах провели обыски и нашли списки заговорщиков. Неопытных конспираторов охватила паника. Их организации страдали от недостатка фондов, потому что деньги были растрачены. Полковник Сидорин, посланный Корниловым для руководства заговорщиками, «испугавшись расстрела, бежал в Финляндию и забрал с собой остатки казенных денег – около 150 рублей», – писал Деникин.
Организованное Советом Железнодорожное бюро работало с остервенением, мешая продвижению эшелонов с частями Крымова так же эффективно, как в марте, когда оно остановило эшелоны генерала Иванова. Некоторые части отправили совсем в другом направлении, но, когда они это поняли, было уже слишком поздно. Станционные пути были забиты вагонами. Котлы паровозов выходили из строя. В трех местах были повреждены рельсы, и груженые вагоны опрокинулись. Батальон ремонта путей бесследно исчез. Крымов отдал приказ продвигаться дальше пешком, но из этого ничего не вышло, так как не удалось решить вопрос с питанием. Солдат буквально забрасывали прокламациями Временного правительства и Советов, а корниловские контрдекларации до них не доходили. Местные Советы и гарнизоны – например, в Луге – угрожали расстрелять эшелоны из пушек. Телеграф и телефон приходилось захватывать силой. Отдельные части теряли связь друг с другом и со ставкой. Солдаты Корнилова начали отказываться отправляться туда, где была опасность столкнуться с местными гарнизонами. Они выбирали комитеты, которые требовали объяснений от офицеров и лишали последних свободы действий.
К Чернову, тогда находившемуся в Гатчине, и военруку местного Совета Винценту Соколову ночью пришла делегация от нескольких присланных с фронта частей, включая 3-й донской казачий артиллерийский батальон. Узнав, что никакого большевистского мятежа в Петрограде не было и что их ведут туда не для того, чтобы защищать Временное правительство, артиллеристы сказали, что хотят подготовить всех своих товарищей к принятию делегации Совета, и пообещали в случае попытки какой-нибудь воинской части арестовать делегатов открыть по ней огонь. На следующий день перед позицией частей Петроградского гарнизона конная разведка Дикой дивизии столкнулась с Черновым, осматривавшим позиции с группой офицеров. Вместо того чтобы взять их в плен, разведчики выслушали Чернова, объяснившего им общую ситуацию, и ускакали обратно.
Дикую дивизию должна была встретить большая мусульманская делегация, организованная Советом. Огромное количество прокламаций от мусульманских организаций и Совета было напечатано на основных языках народов Кавказа. Автомобиль министра земледелия тут же доставил их в Царскую Славянку, где произошел контакт между корниловскими разведчиками и частями Петроградского гарнизона. Место Чернова заняли два представителя казачьей военной секции Совета. Они смело подъехали к передовой линии корниловских частей, где всадники охотно разобрали прокламации. Бессильные офицеры выходили из себя, но вмешаться не посмели.
Ничего этого Петроград не знал. Он жил либо в страхе, либо в надежде военного штурма. Генерал Алексеев «думал, что часы правительства сочтены. Нужно было решать, что станет делать Корнилов после своей победы»1
.