Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Меньшевики отказались поддержать этот тезис Ленина, сочтя его политической авантюрой. С их точки зрения, социалистическая партия, пришедшая к власти в стране, не готовой к социализму, была обречена на провал. Наличие всей полноты власти и в то же время ограничение ее проведением либерально-буржуазных реформ вопиюще противоречило принципам социализма; как бы ни объяснялось это противоречие исторически, массы, не искушенные в ученых доктринах, такого объяснения не поняли бы. Социал-демократы либо разочаровали бы эти массы и оказались в изоляции, не порадовав никого и огорчив всех, либо под нажимом масс зашли бы дальше, чем позволял беспристрастный анализ исторических возможностей, и начали фантастический социальный эксперимент, заранее обреченный на неудачу. Это означало бы политическое банкротство и предательство собственной программы.

   Большевики прекрасно понимали силу этого аргумента, который сами часто повторяли во времена верности «классическому» марксизму. Впервые это противоречие было преодолено во время мировой войны. Зрелище высокоразвитого немецкого «военного социализма» со всеобщей воинской повинностью, диктаторским распределением продуктов питания, угля и прочего, контролем над промышленностью (включая обязательное объединение в синдикаты с фиксированием цен и введением продуктовых карточек) подстегнуло воображение большевиков. Если подобная экономическая система окажется в руках не буржуазно-милитаристского государства типа Германии, а в руках «рабоче-крестьянской диктатуры» и будет служить не военным нуждам, а мирному развитию, то с помощью такого способа страна достигнет желанного социалистического рая.

   Социалисты-революционеры с самого начала не принимали классический марксизм как социал-демократическую теорию революции.

   Эсеры утверждали, что буржуазная революция, которая выразится лишь в смене правительства, но не затронет социальную структуру и отношения собственности, открыв путь гегемонии капитализма во всех сферах экономической жизни, в России невозможна. Российская буржуазия не способна возглавить революцию такого типа, ибо, судя по прошлому опыту, она склонна к союзу с реакционными силами, во главе которых стоит царское правительство. С другой стороны, эсеры считали, что российская революция в ее аграрной фазе должна нанести сильный удар по институту частной собственности. Эсеры понимали, что российским трудящимся не хватает зрелости – то есть опыта экономического самоуправления автономными кооперативными предприятиями, который требуется для построения социалистического общества. Они не пытались проводить метафизическую демаркационную линию между капитализмом и социализмом, а говорили о долгом периоде «лейборизма». В союзе с крестьянством пролетариат мог осуществить такую «народническо-лейбористскую» революцию и установить политическую демократию, постепенно наполняя эту форму более глубоким социальным содержанием. Новый порядок был бы не социализмом, а периодом создания законодательной базы для новых производственных отношений в рамках товарно-денежной экономики. Он выражался бы в постепенном развитии коллективных форм экономической активности и соответствующем ослаблении индивидуальных хозяйств. Это означало бы отказ от частного землевладения, основанного на римском праве, и его замену равным индивидуальным правом на обработку национализированной земли. Новый порядок предусматривал эволюцию кооперации, ускоренную поддержкой государства, развитие муниципальной и государственной собственности, системы фабричного самоуправления, а на финальной стадии – создание самоуправляемого народного хозяйства. Короче говоря, эта революция означала постепенный переход от экономики, основанной на частной инициативе, к организованной экономической демократии. Эту демократию следовало создавать не указами об учреждении производственных коллективов, не запретом или удушением частной экономической инициативы, а органическим развитием инициативы общественной, которая сначала должна была на практике доказать свою способность заменить частный капитал в соревновании с последним, получая тот же результат при меньших затратах или лучший результат при тех же затратах. Такой режим трудовой демократии не является социализмом. Но путь от него к социализму будет свободен от новых катастроф и революций. Это путь мирного развития, объединяющего в экономической жизни личное с общественным не через доктринерские теории, а через живой и развивающийся практический опыт¹.