Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   На следующем заседании, 24 июля, военный министр дополнил картину: «В некоторых местах новобранцы и солдаты местных гарнизонов устраивают беспорядки... Генералы начинают думать о внутренней политике, пытаясь отвлечь внимание от себя и переложить ответственность на плечи других». Совет министров с горькой иронией говорил о том, что «в военных действиях настал период отступления и бегства». 4 августа министр внутренних дел заявил: «Должен сказать, что мобилизация с каждым разом проходит все хуже. Полиция не в состоянии справиться с массами скрывающихся от набора. Люди прячутся в лесах и несжатой пшенице». Министр объяснял это явление деятельностью ненавистной ему Государственной думы: «Если люди узнают, что призыв резервистов второй категории производится без санкции Думы, я боюсь, что в нашем нынешнем состоянии мы не наберем ни одного человека». 16 августа в связи с запланированной ставкой насильственной эвакуацией населения из прифронтовой полосы шириной в сто верст военный министр докладывал: «Армейские штабы потеряли способность понимать и оценивать свои действия. Их охватило настоящее безумие». На вопрос о том, что может спасти страну, военный министр ответил поистине классической фразой: «Я уповаю на наши необозримые просторы, непролазную грязь и милость нашего небесного заступника, святого Николая Мирликийского, защитника святой Руси». Более красноречивое признание собственного банкротства трудно придумать.

   Какой бы крик подняли все военные и полувоенные патриоты старой школы, если бы это случилось после Февральской революции! Но при царизме неприглядная правда не выходила за стены министерских кабинетов. Монархическая и либерально-националистическая пресса до сих пор продолжают наперебой восхвалять бесконечные достоинства царской армии и хулить революционную армию. Однако факты показывают, что революция унаследовала от царизма армию без кадровых солдат и офицеров, расхлябанную, деморализованную, давно лишившуюся надежды на победу, не верящую своим командирам и даже самим себе.

   В чем заключались причины столь жалкого состояния армии?

   Первая из причин – полное банкротство военных теоретиков царской армии.

   Возможно, самую роковую роль в судьбе русской армии и исходе войны сыграл генерал Сухомлинов, человек поразительной безалаберности и умственной лени. На совещании профессоров военной академии он имел глупость сказать: «Я не могу спокойно слышать слова «современная война». Какой война была, такой она и осталась. Все эти новшества вредны. Возьмите меня: за двадцать пять лет я не прочитал ни одной военной книги». Окружали его люди того же типа. Слова «огневая тактика» они считали ересью и затыкали уши, не желая слышать пророчеств военной науки о том, что следующая война станет главным образом «войной пушек и пулеметов». В XX в. они продолжали повторять суворовский афоризм XVIII в. «пуля дура, штык молодец»⁸.

   Лучший военный аналитик русской эмиграции генерал Головин после тщательного анализа пришел к выводу, что русский генеральный штаб не имел собственной военной доктрины, а просто копировал германскую или французскую. Без учета особенностей собственной армии и окружающей среды такие попытки неизбежно вырождались в безжизненную схоластику. Действия русской армии в Восточной Пруссии продемонстрировали «неготовность нашего генерального штаба к широкомасштабным войсковым операциям. Эти фантасты от стратегии сделали все, чтобы обречь наши части на поражение»⁹.

   Роковыми последствиями стратегической безграмотности стали бесчисленные ошибки, допущенные при подготовке к войне. Россия начала войну с 850 зарядами на пушку, в то время как в Германии был принят стандарт в 3000 зарядов. Несмотря на все предупреждения, русские крепости до самого конца строились по старой системе и с помощью современной артиллерии «быстро превращались в груду развалин». Как говорил главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, наши армии были вынуждены «отбивать атаки практически с голыми руками». Генеральный штаб не сумел предсказать ни продолжительность войны, ни ее масштабы. «Лишь очень немногие из высшего командования признавали, что война может продлиться дольше года»; большинство думало, что она закончится «за шесть – девять месяцев»¹⁰. Красноречивый опыт осад и сражений Русско-японской войны игнорировался; это была колониальная война, формы и методы которой не годились для серьезных битв. «Возможность позиционной войны на Западном фронте полностью отрицалась», ожидалось, что это будет «чисто полевая война с отдельными секторами позиций». Протяженный укрепленный фронт от Балтийского до Черного моря «считался не только невозможным, но и невообразимым».

   Второй причиной краха русской армии стало пугающее состояние вооружений и военной техники.