Великая Сила Любви

      Они ушли в ближайший березовый лесок. Совсем рядом раздавался смех, повеяло дымком. И гуляли-то недолго. А вышли к поляне, там уже танцевали. Весело прогибаясь в такт музыке, танцевала Лида, откинув черные волосы, сбросив босоножки. Андрей неуклюже раскачивался из стороны в сторону, больше для порядка чем для удовольствия. Женщина в желтых брюках подпрыгивала выше всех и с каждым прыжком лихо вскрикивала. Мужчина в темных очках был уже вовсе без очков и отплясывал почти вприсядку.

      - Давайте к нам, - крикнул Андрей, - Настенька, смотри, какая у тебя красивая мама...

      - Ты обманываешь, - крикнула в ответ девочка, - я слышала как ты говорил Тане что она старая и уродина...

      Лида остановилась. Она быстро подбежала к Андрею и отвесила ему пощечину. Потом подошла к Тане: - Если уж кто уродина, так это ты, - и она что есть силы толкнула Таню. Таня не ожидала. Она упала навзничь и, прежде чем закачались над ней небеса, услышала детский душераздирающий крик: - Не трогайте мою Танечку!

      Тане дали воды, помогли подняться. В стороне под одинокой сосной сидела и плакала Лида. Все. Тот нервный, дерганый и не красивый танец живота на земляничной поляне был их последним танцем. Андрей отвез в общежитие Лидины вещи, врезал новый замок и уехал в загранкомандировку. Лида не хотела ни кого видеть, рыдала, даже пыталась наложить на себя руки. А Таня привезла Настеньку в свою однокомнатную квартиру за городом, упросила маму - пусть поживет?

      - Да пусть живет, разве жалко?

      И живет Андрей не показывается. Таня сама звонит иногда Лиде и говорит, что все в порядке пусть не волнуется. Она и не волнуется. Привыкла - когда девочка с Таней, всегда все в порядке. А совсем недавно, перед самым сном, когда Таня по привычке присела на краешек кровати к девочке, чтобы немножко поговорить, Настя грустно и очень по-взрослому спросила: - Ты зачем меня тогда обманула? Сказала, что поляна волшебная, что там никто никогда не ругается, а дядька тот ругался, плохие слова говорил, а папа обманул маму, а мама кричала, дралась...

      - Прости меня. Я перепутала. Я привела тебя на другую поляну. Давай завтра встанем пораньше и пойдем на ту, настоящую. Это далековато, но мы дойдем, мы встанем пораньше...

       5. Добродетель на пепелище Сначала было слово. Очень простое слово, из тех, что мы произносим, не задумываясь, и бывает - по нескольку раз на дню. Сказано оно было после короткого треньканья звонка: щелкнул замок в двери, и без всякой настороженности она распахнулась, впуская незнакомого человека (меня то есть) в дом.

      - Здравствуйте - было то слово.

      Ну что проще, что обычнее? Здравствуйте... И никаких расспросов, ни каких вопрошающих глаз. Длинный мой командировочный путь из Москвы до Печор Псковских завершался у этой двери. Длинный мой командировочный путь у этой двери начинался. Хозяйка дома - София. Имя обязывающее, я всегда робела перед ним, потому что ощущала грань, дистанцию какую-то между моим простеньким «Ниталия» и этим - таинственным и солидным.

      Как сказать ей, зачем я приехала в эдакую даль - без звонка, без письма, без приглашения, как сказать ей, что виной тому ее поступок, о котором знает пока одна-единственная питерская семья, да вот и я теперь сподобилась. Но ни как не начну непростой разговор. Чувство сомнения - права ли, что намерена лезть в душу человеку, - очень беспокоит. И - не зря.

      София умоляюще скрещивает на груди руки: - Не надо. Не надо об этом писать. Забудьте. Я бы и адреса своего на почтовом переводе не указала, да заставили. Говорят, раз деньги, адрес нужен обратный.

      Мои аргументы, что о добрых человеческих поступках писать надо, мало убедительны. Да, надо. Да, сейчас особенно. Но София права, я чувствую это всем сердцем и оттого плохо подбираю слова.