Цветы незаметно тянутся к солнцу, поворачивают за ними свои головки. Впитывают. Каждый его величественный жест, каждую улыбку и гримасу. И лес рядом шелестит: «Не в-о-л-н-у-й-с-я». А волноваться-то особо нечего. Проползет порой под кустами гадюка, выползет на теплое место, колесом свернется и лежит. Будто мертвая. Землянике она не мешает. Или вот пчелы, жужжат да жужжат, а что толку? Полюбуются и улетают. Другое дело соловей – он земляничную красоту восхваляет целыми днями. «Ве-ли-ко-леп-но, ве-ли-ко-леп-но», – так и щебечет. «Погоди, миленький, погоди, – шуршат лепестки. – Вот созрею, тогда и прилетай». А он свое городит: «Ве-ли-ко-леп-но»…
Цветочки-то уже сахарные! Небо на них ночами сыплет сладкую пудру. Но об этом, чур, никому. Пчелы млеют, соловей заливается. Ветер сюсюкает с листочками. Кажется, вот еще, еще чуть-чуть и с ума сойдешь от счастья. Такая благодать! А по ночам бродит большой начальник Июнь. Он строго за всем следит, все считает, хмурит брови. Но это напоказ. В душе он добрый. Он любит все живое.
Месяц порой грустит: «Вот отцветешь, станешь ягодой. Вкусной, медовой. Тебя сорвут, обязательно сорвут…»
Земляника смеется, лепестки отражают сияние месяца: «Глупый месяц! Меня никогда не сорвут. Слышишь, никогда».
«Пр-р-равильно, пр-р-равильно, – нашептывает ветер. – Не ве-р-рь, не ве-р-рь ему». Звезды понимающе мигают, но холодно от них, как от камней.
Соловей поет свои оды. Добрый он, он в вечную молодость верит. А вот солнце уже перестало. Оно больше не ласкает, оно безжалостно жжет. Лепестки безнадежно опадают. Ветер спасти их не может и долго-долго кружит с ними в последнем вальсе.
А потом молча уносит их в лес. Далеко-далеко. Проходит дождь, тяжелый, грустный. С молнией и жемчужным градом… появляются ягоды».
По приезде домой, я выиграла судебное дело, которое мне, впрочем, не только мне, казалось безнадежным, решила другие дела, причем довольно быстро, но это уже другая история, которая берет начало в брении, исцелившего глаза слепому…
Перо журавля
Вот уже почти семьдесят лет она вечером шепчет одну и ту же молитву за здравие близких людей, за согласие в семьях детей и внуков и за то, чтобы никогда-никогда больше на свете не было войны…
Она – в прошлом радистка воздушно-десантной дивизии Первого гвардейского артполка. Он – участник прорыва Ленинградской блокады, награжден двумя медалями «За боевые заслуги», медалью «За оборону Ленинграда» и тремя орденами: Красного Знамени, Красной Звезды и Великой Отечественной войны.
Впрочем, все по порядку. 18-летней Ольга попала на войну. Их было три подруги. И в первый же артобстрел одной оторвало пятку, другой – вывернуло внутренности наизнанку… «Я не понимаю, – признается Ольга, – как тогда я с ума не сошла. Это такой ужас – видеть, как погибает подруга. Женщина! На войне! Мне, между прочим, это до сих пор снится…»
Она рассказывает подробности, а мне представляются те бои 1942-го и вчерашние школьницы в холодных землянках. Что было у Ольги до войны? Детство, школа. И все.
– От переживаний, – говорит она, – у человека в теле появляются вши. Не веришь? Я тоже не верила. Пока не убедилась на собственном опыте. И при стирке одежды с ними ничего не случалось. Казалось, костяные. Чтобы от них избавиться, приходилось тщательно гладить белье. Утюгом проводишь по рубашке, а под ней потрескивает, до сих пор этот треск вспоминаю…
Она закрывает глаза и продолжает: – Мы тогда такие глупые были, девчонки, мы всего стеснялись…
Потом вспоминает случай, как ели коров, убитых пять дней назад. И так не хотелось ждать, пока мясо закипит. И не ждали.
Женщине очень трудно было пережить это. Хотелось есть, выспаться, хотелось наряжаться, любить и быть любимой.
А в сорок третьем она встретила Его. Молодого капитана. Влюбилась сразу. С тех пор она вместе со своим Сашенькой. Он о войне рассказывать не любит, говорит: «Тогда всем было трудно. А особенно – женщинам. Потому что женщина на войне – это противоестественно. Женщина прежде всего мать. Ну какой из Оли боец? Рост метр с кепкой, автомат двумя руками носила… как ребенка. Представляете? Я когда ее встретил, вспомнил свою мать, родных, наш дом, сад. Наверное, такое бывает у многих. В том же сорок третьем году тринадцатого июня я был назначен командиром первого артдивизиона Первого гвардейского артполка Четвертой гвардейской ВДД на Курской дуге. Имел задачу обеспечить бой Двенадцатому гвардейскому стрелковому полку по взятию поселка Поныри. В последующем – обеспечивать преследование противника.
Потом был глубокий рейд по тылам гитлеровских войск артдивизионом совместных действий с партизанским отрядом генерала Сабурова. Нами был освобожден город Обруч. В последующем – поддержание боя пехоты и танков в Румынии, Венгрии, Чехословакии – города Прага.
Девятого мая теперь легендарного сорок пятого года, командуя Первым гвардейским артполком, получил задачу уничтожить гитлеровскую группировку в районе Праги, которая пыталась прорваться на Запад. Задача была выполнена. Участники боя были представлены к правительственным наградам»…