Великая слава Руси. Книги 1-7

Наутро, седьмого февраля, в воскресенье после обедни татары начали обстрел города из осадных орудий одновременно со всех сторон. Многопудовые камни сбивали со стен защитников, крушили ворота и стены, а горшки с зажигательной смесью вызывали многочисленные пожары, которые владимирцы не успевали тушить. Особенно яростно обстреливался Новый город. Он был открыт с трех сторон, без кустарников и взгорий. Золотые ворота были неприступны, но деревянные стены расшатывались все сильнее под ударами ядер. Наконец не выдержала и обрушилась большая часть стены слева от Золотых ворот, напротив Спасской церкви.

В проломе завязалась жестокая рукопашная сеча. Дружинники под водительством Петра Ослядюковича одолели, отбросили татар и наскоро залатали пролом.

Вскоре обстрел возобновился и стал еще более сильным.

Охнули стены сразу в нескольких местах — не только у Золотых ворот, но и у Ирининых, Медных, Волжских.

Внутри крепости перед стенами воевода предусмотрительно велел загодя прокопать еще один ров, неглубокий, однако препятствующий переходу. Во время первого приступа татары прознали об этом, и теперь шедшие первыми воины несли вязанки хвороста, целые бревна и заваливали ими ров.

Петр Ослядюкович решил эти завалы поджечь. В ров полетели те самые горшки с горящей жидкостью, но ни деревья, ни даже ветки не воспламенялись: навален был лес свежесрубленный да еще и политый водой.

Все внимание защитников было обращено на проломы, а татары тем временем преодолевали стены с помощью приставленных лестниц и переметов.

Они ворвались большими отрядами с трех сторон: через Золотые ворота с запада, от реки Лыбедь через Иринины ворота с севера и через Волжские ворота с юга, со стороны Клязьмы. До обеда, до полудня Новый город был полностью в их руках.

Уцелевшие защитники отступили в Срединный город, но не успели перекрыть за собой Торговые ворота. Татары с ходу овладели и этой частью Владимира, начали грабить детинец, храмы и монастыри.

Главным хозяином на это время стало в городе пламя.

Засветились бледно навершия стен и вежей, где хранилось оружие.

Надколодезные затейливые навесы на резных столбах вспыхивали свечками, роняя огненные головни в темную глубину воды.

Разинув в крике огненный рот, промчался по улицам на коне живым факелом Петр Ослядюкович с горящей бородой и волосами.

Занялись крыши теремов и заборы.

Засыревшие деревья размахивали на ветру дымящимися метлами ветвей.

Растопив снег, горели даже мостовые на Торгу, поджигая полы одежд у пробегавших жителей.

Дымы выползали из церковных врат клубами и сизыми полосами.

Кони с пылающими гривами вырвались из конюшен и кружили стаями с неистовым ржанием.

Раздавались визги свиней, рыкающий мяв котов, собачий вой, покрываемый блеяньем коз и овец.

Овцы в паленых шубах бегали, как золотые, все в играющих огнях.

Чья-то корова, хвост стоймя, как зажженный пеньковый свитень, носилась скачью, мыча трубно.

Но не слыхать было голоса человеческа, ни стона, ни вскрика. Только из дыма и пламени соборов — пение молитв.

Когда осажились поливные узорчатые кирпичи великокняжеского дворца, княгини с детьми, а также бояре и челядь укрылись в каменном соборе Успенья Богородицы. Христина, Феодора, Агафья Всеволодовна были безучастны и отрешенны. Не заметили даже, что малый княжич и коня с собой во храм притащил.

— Язычники степные, я слыхал, боятся трогать Божьи дома, — уверял епископ Митрофан, однако велел всем принять ангельский образ — совершить отчуждение от мира для соединения с Христом.

Он постригал крестообразно волосы и совершал помазание святым миром, творя образ креста на челе, очесах, ноздрях, устах, ушах, а также персях, руках и ногах.

Постригать всех и напечатлевать печатью дара Духа Святого помогали ему священник и дьякон.

Все подходили для совершения таинства поочередно и вслед за дьяконом повторяли:

— Овца есмь словесного Твоего стада и к Тебе прибегаю, Пастырю доброму, взыщи мя, заблудшего, Боже, и помилуй мя.

Приняв схиму, все поднимались на хоры под купол. В огромной высоте диковинными цветами цвели фрески.

На них среди облаков плавали, порхали райские птицы с длинными хвостами и острыми крыльями, а пониже сидели пророки: Иаков, Авраам и Исаак. Авраам держал на коленях Младенца, и все были в венцах. Ангелы многовидны, испуская светозарный свет, тоже были в венцах и глядели скорбными очами с гневом и укором.

Собор весь блистал драгоценными камнями и жемчугом окладов. Амвон и трое входных дверей обиты были золотом и серебром. Паникадила и подсвечники переливались золотом и хрусталем.

Татары так жадно рвались в собор, что устроили в дверях свалку. Хватать начали все подряд, без разбору, набивали принесенные с собою чувалы. Сколько пограбили они, никто не считал, никто не упомнил. Ободрали и главную святыню собора — чудотворную икону Владимирской Богоматери, в оклад которой Андрей Боголюбский вковал двенадцать фунтов золота, не считая серебра, лалов, яхонтов, сапфиров и измарагдов.

Разграбив все подчистую, хищники обратили взоры наверх.

— Спускайтесь! — заорали они.