Великая слава Руси. Книги 1-7

Мстислав поспешил к тестю, подхватил его под локоть. Пока поднимались вместе, рассмотрел, что красная, шитая золотом и подбитая лисьим мехом накидка хана закидана грязью, а широкий отворот рукава оторван и мотается на нитке. Никогда еще не доводилось видеть в таком виде важного хана. Знать, что-то из рук вон приключилось.

В тереме Мстислав усадил Котяна на пристенную лавку напротив широких окон. Через слюдяные полотна лился теплый солнечный свет. Котян прищурил глаза, брови у него сошлись на переносице в тесьму, и Мстислав впервые отметил про себя, что брови у хана белесые, как бы пропиленные. Перевел взгляд на свисающие с плеч косицы — они желто-соломенные, как и вплетенные в них золотые шнурки. Из-под островерхой с шишаком шапки тестя выбились и прилипли ко лбу мокрые прядки волос, и они — тоже под цвет отвеянной лузги, половые.

Глядя, как в задумчивой оторопи тесть вытирает катящийся пот, Мстислав гадал, с чем пожаловал этот гость не гость, скорее беглец. Но впрямую спрашивать не приличествует. Сначала надо показать радость, дружелюбие, чары подать, то да се. Потом как-нибудь ловко и возвышенно ввернуть, какая, мол, удача, хан, твоя внучка, а моя дочь опять с нами, а почему такая удача произошла, пропустить как несущественность, потому что Мстислав и сам не знал, что ему делать с этой постоянно плачущей внучкой-дочерью, куда ее пристроить.

Сие затруднение нарушило и переменило ход его мыслей, и Мстислав, вместо того чтоб распорядиться насчет вина и квасов сладких, и черствых, и выкислых, произнес совсем не к месту:

— Вот почему вас половцем-то прозвали!

Котян вскинул на него взгляд, утонувший в темных веках:

— Где супруга твоя? Жива она?

— Она жива и находится в другом месте. — Простой вопрос привел Мстислава в замешательство, потому что про супругу свою он как-то мало помнил, а поскольку они сейчас с Феодосией в совместных слезах пребывают, то пускай покамест сидят в скрытности, пока не просохнут и не сделаются способны обрадоваться приезду Котяна. Поэтому язык у Мстислава говорил сам по себе, без участия разума: — Смотри-ка, я русич, а темен волосом, ты степняк, а рус?

— У кипчаков каждый второй такой половый, не я один, — с некоторым удивлением ответствовал тесть, — а ты здоров ли сам, князь?

Мстислав веселым видом пояснил, что вполне, но слезть с рассуждения о мастях не смог:

— Я тоже поседел, Котян дорогой, все заботы, походы, победы. С победами — пиры и новые нужды грядут. Так что мы с тобой, половый с соловым, под стать. — А сам подумал: «Что же такое я несу?!»

Котян как бы угадал его мысль и не спрашивал более, здорова ли другая княжеская родня и благоденствует ли земля Галицкая, сморщил лицо, отчего стал похож на старенькое дитя в обиде:

— До того ли, зять! Ворог в земле нашей объявился. Все на конях борзых, все мастью черны, будто воронье. За подмогой я к тебе.

— Ну что же, — беспечно и готовно отозвался Мстислав. — Видали мы всяких, вороных и рыжих. Сейчас возьму малую дружину в девяносто копий… Поедем разомнем силушку!

— Да будет тебе, нешто это сила — девяносто копий?

Князь выразился, что по говну и черепок.

Котян не согласился:

— Охолонь и послушай меня. Враг неведом и столь силен, что и всем твоим ратникам не сладить в одиночку. — Видя недоверие Мстислава, тягостно вздохнул и добавил: — Данила Кобякович и Юрий Кончакович — оба головы сложили.

— Да ты что? В этакое поверить невозможно… оба хана могущественны и славны… всю жизнь в походах да ратях… Могло ли случиться такое? Ведь оба крещение приняли?

— Аль крещение от смерти уберегает? — устало обронил Котян, стряхивая пыль с уцелевшего рукава.

— И все-таки поверить не могу, — глухо повторил Мстислав. Хотя и не слишком жалко было Кобяковича и Кончаковича, однако же странно…

— За нами бежит… ну, следует за нами, по нашему следу, значит, идет наш половецкий багатур. Он самовидец всего, от него и вызнаем, — тонея и оседая голосом, жаловался Котян.

— Что же это все-таки за воронье?

— Алан с гор прибег к нам, сказывает, что не таурмены они, не печенеги. А зовут — татарове.

Мстислав слушал рассеянно, уже прикидывая про себя, одолеть ли врага своими силами и взять славу на себя или послать известие по другим русским землям. Азбуку ратную он смолоду очень знал, и сейчас что-то говорило ему: надо звать всех на совет. Решение скорое и верное. Но — эх! — спотычка. Кого всех? Южные, украйные князья, знамо, придут. А Всеволодовичи?.. Уж лет пять, как схоронили Константина, Юрий опять на престол вскарабкался, Ярослава в Новгород впятил. Зря Мстислав Удатный отказался от чести, когда зван был туда на княжение. Ну, да что теперь!.. Приедут ли братовья битые, надежды мало. По всем княжествам их срам и бесчестие известны. Какие полки положили на Липице! Самого Мстислава победить чаяли! Смех всеобщий, да и только! Но сейчас спотычка. Скорее всего, не приедут. Позвать, однако, надо: давайте обратно заодин выступим? Каков враг, не вей. Но половцы сильно спужались и притекли со стадами и с бабами, а также и детями искать моего покровительства.