Великая слава Руси. Книги 1-7

— Бог дал нам победу, честь и славу. Мы видели полки половецкие, их было очень много, но все ли они собраны? Этого мы не ведаем, а потому пойдем в ночь домой.

— Давай переночуем до завтрева? — предложил Всеволод.

Возражал и Святослав:

— Я далеко гонялся за половцами, и люди, и кони сильно притомились.

Не хватило у Игоря твердости, поддался он уговорам неразумных своих соратников — брата и племянника.

Стражники жгли костры всю короткую ночь, внимательно вглядывались в темень, воины оградили себя воткнутыми в землю удлиненными и заостренными книзу красными щитами.

А на рассвете в субботу одиннадцатого мая русские обнаружили, что со всех сторон окружены словно бы выросшим за одну ночь лесом — столь бесчисленное множество полоцких воинов нахлынуло невесть откуда.

Игорь принял единственно правильное решение — пробиться к Донцу, до которого было пять-шесть верст и где можно было заложиться лесом, но половцы разгадали его план, выставили мощный заслон лучников. Пришлось держать круговую оборону. Русские воины стали железным кольцом, опоясавшись рядами красных щитов и ощетинившись копьями на длинных древках.

Половцев было числом в несколько раз больше, к тому же их лучники и метатели сулиц имели то преимущество, что дул сильный южный, попутный им ветер. Битва получилась ожесточенной, яростной, и неизвестно еще, чем бы закончилась она, не дрогни и не обратись в бегство Черные Клобуки.

Когда началось беспорядочное отступление этих поганых ковуев, ослабло и прекратило сопротивление воинство соседнего с ними полка, которым командовал Владимир. Его отец, раненный в руку, снял шлем, чтобы воины могли узнать его з лицо, и бросился в дрогнувшие ряды, пытаясь остановить бегущих, воодушевить их личным мужеством, но не успел, не смог сделать этого и был пленен.

Мимо того места, где проходил тот несчастливый для русских бой, случайно проезжал купец Беловод Протасович. Все товары у него отняли половцы, но самого не тронули, и он борзо, верхом и налегке помчался на Русь, понес горестную весть.

В это время двоюродный брат Игоря и Всеволода великий князь киевский Святослав собирал в разных землях войско, чтобы пойти на половцев к Дону на все лето. Узнав, что Игорь с братией ушел в степь тайком от него, огорчился, а когда купец принес сообщение о страшной беде, заплакал и сказал:

— Ах, любезные мои братья и сыновья и бояре Русской земли! Дал мне Бог притомить поганых, но вы не сдержали юности своей и отворили им ворота в Русскую землю. Воля Господня да будет. Как прежде сердит я был на брата Игоря, так теперь жаль мне его стало.

А половцы между тем после своей победы загордились и начали собирать все свои силы для большого похода на Русь, ворота в которую, и верно, были распахнуты.

Хан Кончак пошел к Переяславлю, взял город Римов и с богатой добычей безопасно вернулся. Одновременно с Кончаком и хан Гза прошел на Русь иным, но тоже победным путем: разорил отчину Игоря, пожег села и острог у Путивля и с награбленным добром возвратился к своим вежам.

Не один только Святослав Киевский, но и все князья русских земель горько сожалели о случившемся. Почти сто лет между Ольговичами и Мономаховичами шла усобица, которая ослабляла Русь, не позволяла собрать силы для решительного пресечения половецких набегов, наконец настал мир между князьями, самое время было объединить силы для полной победы над степными хищниками. Но вот тщеславный, самонадеянный Игорь Северский поспешил и навлек неслыханные бедствия. Никогда еще русские не терпели такого поражения, никогда ни один князь не попадал в постыдный плен. А Игорь не только сам оказался в неволе, но еще с пятью тысячами ратников, за которых половцы назначили выкуп в пятнадцать тысяч гривен — сто восемьдесят пудов серебра, что составляло половину годового дохода всех пятнадцати русских княжеств.

Незадолго перед походом князь Игорь сосватал своему сыну Владимиру невесту — дочь хана Кончака, а потому находился в его ставке на особом положении.

Своя русская еда, хотя Игорь и к половецкой пище был привычен — кобыльим кумысом не брезговал, и рис с пшеном, отваренные в молоке, ел, и сыр — творог овечий, и мясо, которое клали большой лепешкой под седло лошади и которое во время скачки получалось как бы отбивное, только несоленое и пахнущее конским потом.

Двадцать человек к услугам Игоря. Для отправления церковной службы вызван из Руси поп.

Сват Кончак Отрокович был внимателен, говорил, посмеиваясь и скручивая тонкие свисающие ниже подбородка усики:

— Муторно тебе, князь. Жениться надо.

— У меня есть жена, Евфросиньюшка.

— A-а, Ярославна, дочь Ярослава Галицкого… Она же, поди, в монастырь постриглась. А как же? Ведь тебя уж не ждут на Руси, и она не ждет. Никто тебя на Руси не ждет.

— Почему это?

— А зачем ты там нужен? Проклинают там тебя.

— Есть за что, — согласился Игорь.

— Девки сладкие у меня для тебя есть, а-а?

— Но ночам слышится мне голос Ярославны.

— Э-э, князь! Понимаю так, что боишься ты, а зря. Ведь зеркало-то разбито!