Великая смута

С рынка я ушел не с пустыми руками. Землячки одарили презентом: наложили целый пакет всякой всячины. Не хотелось в долгу оставаться. На всякий случай вручил Кате-Катерине визитную карточку с домашним адресом.

Недельки через две наведался на рынок, но никого из своих знакомцев не нашел. В преддверии зимних холодов молдаванки укатили на юг.

БЕРЕГ ПРАВЫЙ, БЕРЕГ ЛЕВЫЙ

В тот раз не мог я расстаться с Молдовой, не побывав на левом берегу Днестра. Дубоссарская трагедия буквально потрясла весь регион и, конечно, людские сердца.

Где-то должно было прорвать: к тому шло. Прорвало там, где меньше всего ожидалось, — в тихих Дубоссарах. Народ здесь, как бы поточнее выразиться, можно сказать, местечковый. То есть добродушный, наивный, но вместе с тем упрямый, малость и вздорный. Не захотел здешний люд «ни с того, ни с сего» поклоняться сине-желто-красному соцветию, скопированного с румынского флага-триколора.

По живой цепочке передавали присказку мош Некулая из Лунги. За стаканом молодого вина, сидя с кумом Мошнягой, обронил:

— Пускай они, — указал дед в сторону Кишинева, — сначала что-то хорошее сделают для нас. Только после этого мы еще подумаем: менять красный цвет на триколор или нет?

К сказанному добавил:

— С этими жуликами ты ухо востро держи.

Эта фраза затем перекочевала в резолюцию городского митинга, принявший окончательное решение: «Символ нашей власти оставить прежний — красное знамя».

Это взбесило Кишинев. В Дубоссары бросили военизированное милицейское подразделение. Штурмом овладели забаррикадированным мостом через Днестр и на плечах его защитников ворвались в ночной город, чтобы приструнить распоясавшихся жителей. И каков же итог той операции? Плачевный: три трупа и более десяти раненных граждан. Флаг же над дубоссарским горсоветом и поныне реет красный.

Дико, но факт: молдаване воевали против молдаван. И противостояние сохранилось, а неприязнь ушла вглубь. Да и неизвестно, когда и где (в каком боку) болячка выйдет наружу.

Медики знают, что чирей — не болезнь, а ее, так сказать, индикатор, сигнальная лампочка. А вот где скрывается сам очаг? И откуда взялась та болезнь? Вопросы для диагностиков. По-русски говоря, для следопытов. С одним из них мне довелось встретиться.

У меня есть привычка: на новом месте знакомиться со своими коллегами. Оказавшись в Тирасполе, я первым делом зашел в редакцию «Приднестровский правды». С редактором газеты Алексеем Печулом проговорили часа полтора. В какой-то момент я почувствовал: мой собрат сидит как на иголках. Оказалось, с номером запарка. И все же одного в город меня журналисты не пустили. Печул свел меня с председателем объединенного Совета трудовых коллективов Тирасполя (ОСТК) Владимиром Емельяновым. Это параллельная горсовету властная структура, образно говоря, якобинского пошиба.

Три дня жил я в мятежном городе, столице Приднестровья. Мы побывали на всех базовых предприятиях. Запомнились встречи на швейном объединении, на заводе «Точлитмаш», на номерном военном и на крупнейшем в Европе консервном комбинате им. Первого Мая. Наведались также в пединститут, школу, детский сад, в пригородный совхоз села Суклея. Меня всюду ветречали как полпреда России. К такому пиетету, признаться, я не привык.

На швейную фабрику № 3 мы угодили в разгар общего собрания. С ходу потащили в президиум, такой чести я удостоен был впервые. Огромный зал кипел и клокотал. На все лады (тон задавали женщины) бранили кишиневских «выскочек». Я сразу же включил диктофон. Вот что запечатлелось на пленке.

«Не желаем быть под властью триколора. Он не заслужил еще такой чести, чтобы ему поклоняться. Они там (взмах рукой в сторону Кишинева) все делают вопреки воли народа. Что у них на уме, только сатана знает» (А. Литвак).

«Не хотим быть невольниками двадцатого века. Если на то пошло, станем живой стеной, создадим свой, женский батальон» (М. Спринчан).

«Будем насмерть стоять. Мужиков, детей подымем. Лучше смерть на миру, чем жить на коленях» (С. Гольденберг).

К трибуне стояла длиннющая очередь. Зал гудел, требуя: «Слово — москвичу!» По совести говоря, я плохой оратор. Уверенней себя чувствую за письменным столом. Но коль народ требует — подчиняйся. Не стал я растекаться мыслью по древу. Доложил, с какой целью послала меня в неспокойный регион рабочая газета. Бегло перечислил впечатления об увиденном. Не удержался от соблазна: изложил свой творческий план, чем себе и навредил. Небесам не нравится, когда простые смертные лезут поперед батьки.

НЕЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Да уж, помыкался я потом в Москве со своими заметками из Молдавии. Первый кусок стоял на полосе, претерпев «конъюнктурную правку» дежурной службы. Резали по живому. Но я на все был согласен. Придя же на следующее утро в редакцию, не увидел в газете своего творения: на этом месте стояла чужая стряпня.

Я не стал базарить. Одним махом отстучал на машинке заявление об увольнении. Безо всякой мотивировки.