Великая смута

У кромки воды образовалась толкучка. Тут и накрыл людскую массу шатер залпового огня федеральной установки «град». На сей раз и хоронить-то было нечего. Как, впрочем, не с кого было и спросить за кровавое побоище. Все списывалось на войну. А как возникла сия содомская бойня? Кому она нужна? На том этапе «перестройки» не было вразумительного ответа — одни лишь догадки.

У пехоты есть железное правило: нельзя долго находиться в зоне артиллерийского обстрела. Точно так поступают и беженцы. Бегут они безостановочно, как овцы, даже не оглядываясь. Только вперед.

С Владимиром Григорьевичем познакомился я в Москве, в приемной федерального ведомства мигрантов, что по соседству с вестибюлем метро «Красные ворота». В переполненном сверх всякой меры зале, смахивающем на вонючий предбанник для зеков, мы оказались припертыми друг к другу. И вот с тоски чужой человек почти протокольно поведал постороннему одиссею свою (см. главу «Кошмар и ужас»). После чеченского сериала у несчастной семьи начался сериал московский, которому я уже был свидетель.

В одну из последних бомбардировок Грозного исчезли их дети — Соня и младший сын Костик. Обезумившие от горя родители начали борьбу за спасение своих чад.

Интуиция привела Е. в Краснодар, затем в Ростов и наконец в Москву. Двигались наугад, на ощупь, будто по лабиринту Минотавра. На каждом шагу натыкались на равнодушие чиновной челяди. В ответ на мольбу, на крик души — немота, алчные взгляды.

Не узнать было любимой столицы. Привычный ее облик исказили рекламные щиты торгашей, вывески чужеземных фирм с непотребными картинками сексуального содержания. Вместе с тем стены домов, заборы, столбы, витражи витрин, подъезды офисов, жилых домов, подворотни — все были нахально залеплено самодельными и типографскими ярлыками объявлений: «Продается! Продается!» На этом же фоне — голь, нищета. Чуть ли не на каждом шагу попрошайки, бомжи, калеки, уроды. У всех в глазах одно и то же: «Помогите! Помогите!» Народ бежит безостановочно. Редко у кого дрогнет сердце, рука потянется к кошельку. Да и то в основном, похоже, нервы не выдерживали у приезжих.

В этой пульсирующей туда-сюда толпе, как щуки на мелководье, шныряла милиция. У супругов Е. было ощущение, будто они находятся не в столице своего Отечества, а где-то на враждебной территории или в строгом гетто. Чувствовалось, что они поднадзорные. По нескольку раз на дню их останавливали в метро, на улице — требовали документы. Проще было откупиться, чем всякий раз доказывать свою гражданскую правоту. Так что жили со сжатым сердцем, в состоянии унижения, страха.

Добрые люди подсказали, что на севере столицы есть «концлагерь» для бездомных и потерявшихся подростков. Галина Владимировна увидела своих чад случайно, сквозь зарешеченное окно. Тут уж мать напролом пошла. Перед ней не устояли ни вооруженные церберы, ни электронные запоры.

— Как докажете, что это ваши дети? Предъявите на них документы, — вперив руки в бока, вещала секретарь окружной комиссии по делам несовершеннолетних госпожа Белова. А в это время дети Е. бились в палате в истерике.

Кроме того, у чиновницы был еще один, не менее веский аргумент:

— Да у вас же и средств нет на содержание детей.

Действительно, супруги Е. перебивались случайными заработками. О достойной работе по специальности и речи не было. Для того требовалась регистрация, прописка. Стоило же это огромных денег. Да и не собирались пришельцы оседать в Москве. Одно было на уме: вызволить из неволи Сонечку и Костика, потом затеряться где-нибудь в российской глубинке. Их же будто по накатанному желобу загоняли в пропахший порохом и кровью ненавистный Грозный. При одной лишь мысли о возвращении на Кавказ с Владимиром Григорьевичем делалось плохо.

В кабинете начальника отдела миграционной службы почувствовал он у виска металлический щелчок, похожий на удар бойка по боевому патрону. Выстрела не услышал — полетел в темень. Врачи определили: переферийный инсульт с параличом нижних конечностей. В московских департаментах стреляют не хуже, чем в чеченских ущельях. Причем огонь ведут свои же по своим. Бьют на поражение.

Малышей все-таки удалось вызволить из-за колючей проволоки. Это стало возможно исключительно благодаря вмешательству известного кинорежиссера. Право же, готовый сценарий для кино.

Когда-то, на заре туманной юности отец Галины Владимировны случайно познакомился в Таганроге со студентом ВГИКа Быковым. На память о встречах осталась любительская фотография с дарственной надписью будущей знаменитости.

Сорок лет пролежала карточка в семейном альбоме. Покидая горящий Грозный, Галина Владимировна машинально сунула «исторический» снимок в пачку с документами. В Москве вспомнила о реликвии. Собравшись с духом, отправилась в адресное бюро, где получила точные координаты Быкова.

Далее шло все будто по писанному. Дверь открыл сам Ролан Антонович. Пригласил в дом. Усадил за обеденный стол. Гостья сбивчиво поведала о своих злоключениях и мытарствах.

Хозяин тихо спросил:

— Могу ли чем-то быть вам полезен?