Великая Стена (сборник)

— Это пройдет, — говорит Рана. — Как бы то ни было, мы ведь уже на финишной прямой. Или ты не заметил, что нас ждет грандиозная церемония открытия?

— Я что-то слышал об этом, — почесывает бороду Катиб. — Я лишь надеюсь, что им все еще понадобится какой-нибудь старый дурак вроде меня — присматривать за этим корпусом после открытия нового.

— О, ты незаменим, Катиб. Им придется избавиться от половины экспонатов, прежде чем они выставят тебя на улицу.

— Именно это я и сам себе постоянно твержу, но… — он пожимает могучими плечами, а потом улыбается, давая понять, что не намерен обременять ее своими проблемами. — Но все же это будет что-то, правда? Я могу видеть эту штуку со своего балкона, она почти из любой точки города видна. Поначалу мне это не нравилось, но теперь, когда все закончено и сверкает, я начал привыкать. И оно наше, я об этом все время думаю. Это наш музей, и больше ничей. Что-то такое, чем мы можем гордиться.

Рана его хорошо понимает. Новое крыло, почти законченное, подавляет своим величием старый корпус. Этот сверкающий зиккурат со своим собственным микроклиматом был спроектирован монашествующим британским архитектором, оказавшимся по иронии судьбы ревностным христианином. Противоречивый выбор, если по правде, однако ни один человек, который видел эту приливную волну из стекла и стали, не остался равнодушным. По мере продвижения солнца по небосклону открываются и закрываются управляемые компьютером заслонки, чтобы контролировать потоки света, льющиеся в атриум зиккурата — крытый внутренний дворик, где поначалу будет выставлен Механизм, а также для того, чтобы поддерживать в здании идеальную температуру. При взгляде издали игра заслонок смотрится какой-то зачарованной подвижной мозаикой: гипнотический, никогда не повторяющийся танец мерцающих вспышек. Рана читала в каком-то журнале, что архитектор до своего прибытия в Большую Персию никогда не прикасался к компьютеру, но когда понял, какие возможности предоставляет работа с ним, окунулся в цифровую стихию с рвением новообращенного.

— Это будет чудесно, — подтверждает Рана, разрываясь между желанием поболтать с дружелюбным Катибом и стремлением поскорее приняться за работу. — Но ведь церемония не состоится, если к этому времени Механизм не будет установлен точно на своем месте, не так ли?

— Это такой способ вежливо намекнуть на необходимость как можно быстрее попасть в свой офис, — с улыбкой произносит Катиб, давая понять, что не обижается. — Помочь тебе с этими коробками и компьютерами, дорогая?

— Спасибо, не надо, я справлюсь.

— Если что понадобится, вызывай меня. Я тут до шести. — С этими словами он разворачивает журнал и принимается водить карандашом по сетке наполовину разгаданного кроссворда. — И не перенапрягайся на работе.

Последнее он бормочет как бы себе под нос, но все же достаточно громко, чтобы Рана услышала.

По пути в офис Рана не встречает ни одной живой души, если не считать время от времени попадающих в поле зрения роботов-уборщиков и роботов-охранников, патрулирующих здание. Но переходы и экспонаты все еще освещены, хотя и приглушенным светом, а с некоторых смотровых галерей можно видеть на улице редких прохожих, возвращающихся из театра или с поздних ресторанных посиделок.

В служебных коридорах все по-другому. В холлах царит мрак, а через высоко расположенные окна можно видеть лишь залитые лунным светом облака. Роботы сюда наведываются нечасто, а большинство кабинетов и общих залов закрыты и безмолвны. В конце одного из коридоров стоит сияющим стражем автомат по продаже кофе. Обычно Рана прихватывает стаканчик в свою комнату, но сейчас у нее заняты руки. А попробуй-ка протиснуться в помещение, открывая дверь плечом, да чтобы ничего не обронить!

Помещение находится в полуподвальном этаже: такой прохладный склеп без окон. Полулаборатория, полукабинет. Коллеги считают Рану слегка чокнутой из-за того, что она работает по ночам, но у нее есть на то свои причины. Днем нужно делить свое рабочее место с другими сотрудниками, а все эти разговоры и перерывы сильно мешают.

И даже если коллеги не слишком отвлекают, то ведь имеется еще и смотровая галерея, огибающая все здание и проходящая мимо комнат со стеклянными стенами. Такие стены позволяют посетителям музея вживую наблюдать работы по реставрации и каталогизации. Публика, как правило, изо всех сил пытается изобразить больше интереса, чем испытывает на деле. Что, разумеется, неудивительно, ведь трудно придумать менее зрелищное и скучное занятие, чем то, которое можно наблюдать внутри служебных кабинетов. Ничего привлекательного и гламурного. Последние три недели Рана с помощью тончайших инструментов занималась реставрацией одной-единственной бронзовой шестеренки. Посетители могли это посчитать работенкой на одно утро, однако она отнимала у Раны больше жизни, чем отношения с родными и близкими. Она уже наизусть выучила каждую царапину и каждый скол этого зубчатого колеса и знала его, как старого друга или как древнего злейшего врага.