Великая степь

Он не мог начать, и ему казалось, что просто не разлепить пересохшие, ломкие губы.

— Ира! — наконец сказал Лягушонок. — Я давно тебя люблю и предлагаю тебе стать моей женой… Вот.

Он хрипло и облегчённо вздохнул. Багира посмотрела на свой залитый побуревшей кровью камуфляж, на культю правой ноги, закрученную во всё, что подвернулось под руку — здесь пятна проступали свежие, алые… Посмотрела на Лягушонка. Подумала, что обезвоживание на жаре идёт ударными темпами, и в сознании им быть пять-шесть часов, не более, и это будут не самые лучшие их часы. А потом Багира издала какой-то непонятный долгий звук, не то смех, не то рыдание, а может быть и то и другое вместе.

Но, судя по её ответу, это был всё же смех.

— Лягушонок… Ну как же ты так? Ни цветов, ни шампанского… — сказала Багира, взглянула на него ещё раз и добавила неожиданно серьёзно и твёрдо: — Я согласна, Сашка. Я согласна.

4

Они вышли сквозь распахнутую пасть Верблюда, пройдя между клыками размером с ракету «земля-воздух». Гамаюн первым спрыгнул на каменистый берег, протянул руку Женьке.

Она медлила. Глаза наполняли слёзы. Она не чувствовала Дракона — впервые за всё время. Он казался мёртвым, навсегда мёртвым… Наконец Женька опёрлась на руку подполковника и оказалась на берегу.

Он взглянул на солнце, на береговую линию, на едва заметные вдали, у горизонта, горы. Километров полтораста до Девятки, не меньше. Точнее задать точку высадки в незнакомой системе координат Женька не смогла. А потом на все попытки подкорректировать курс Верблюд не реагировал. Ладно, дойдём как-нибудь, не маленькие, подумал Гамаюн. Он ни о чём не жалел — после странной и прекрасной ночи, проведённой с Женькой среди звёзд. Но чувствовал — что-то кончилось и у него, и что-то начинается вновь. И — подполковнику перестало нравиться прозвище Карахар. Чёрная Птица, повелевающая Драконами Земли. Не хотел Гамаюн больше повелевать Драконами. Никакими.

— Прощай, — сказала Женька и коснулась пальцами матовой поверхности огромного клыка. Повернулась и пошла в степь. Глаза поблёскивали.

Гамаюн зашагал рядом. Оглянулся — пасть по-прежнему была распахнута, равнодушно и немо. Казалось, Дракон навсегда останется здесь — и окаменеет, и станет причудливой прибрежной скалой, и спустя века забредающие сюда узкоглазые пастухи сочинят свой вариант легенды о Персее и Андромеде. Красивую сказку про любовь и смерть. Про Деву и Дракона.

Движение за спиной Гамаюн не увидел и не услышал — скорее уловил неким шестым чувством, не раз спасавшим от смерти. Развернулся прыжком. Длинный гибкий псевдоязык, вытащивший в своё время умиравшего подполковника из мясорубки на берегу, — исчезал в пасти Верблюда. Пасть закрывалась — одновременно с подъёмом головы. ВВ медленно, задним ходом, удалялся от берега. И Гамаюну — показалось, конечно же показалось, какая там ещё мимика у биороботов?! — что глаза Водяного Верблюда смотрят грустно.

— Спасибо, — сказала Женька. Губы дрожали. — Прощай…

Они стояли на берегу неподвижно, пока уменьшавшийся силуэт не исчез вдали. А затем пошагали в Великую Степь.

5

Даже отсюда, с двух километров, «двойка» казалась громадной — сотня метров железобетона, пронзившая небо.

— Поднять «крокодилы» и раздолбать к той самой матери, — злобно сказал Стасов. — Что-то сильно пакостное они задумали, и меня совсем не тянет узнать — что.

Временный командующий промолчал. Стасов прав — мятежный гарнизон «двойки» явно на что-то рассчитывает. Не на переговоры, это ясно. Трое шагавших к сооружению парламентёров не подошли даже к внутреннему КПП — всех положили одной пулемётной очередью.

Майору Кремеру не давала покоя мысль: по всему судя, мятеж на «двойке» начался не сегодня — а почти сутки назад, когда из озера исчезла вода. Но за ночной резнёй никто не заметил, не до того было… А уход воды чем-то весьма напомнил Прогон. Только вместо огромного куска окружавшей Девятку территории, исчезнувшей из начала третьего тысячелетия — теперь в неизвестном направлении исчез такой же кусок балхашской акватории. Возможно, где-то в иных временах влажность весьма повысилась…

«Один плюс во всём этом есть», — подумал Кремер. Теперь ясно, что мы в нашем родном и законном прошлом, и нигде больше. Солёность Балхаша — лучшее тому доказательство. Вода вместе с растворённой солью куда-то исчезла и реки пополняют сейчас озёрную котловину своим исключительно пресным стоком… Вот вам и разгадка опреснения озера.

А в остальном… В остальном всё-таки виновата «двойка». Именно она включает-выключает хроноаппаратуру, из гипотезы ставшую реальностью. После триумфального всплытия Верблюда в теоретически рассчитанной майором точке Кремеру стало ясно, что именно в водоплавающей махине та аппаратура и собрана… А Камизов, всплывший столь же неожиданно в чине полковника ФСБ, развлекается, бездумно дёргая за ниточки. Пытается освоить управление Верблюдом методом тыка. Всё бы ничего, но внутри ВВ была Женька. Кремеру хотелось верить — что живая и невредимая.