Великая тайна Фархелема

— Кто и откуда может знать, что мы здесь? — с ходу отбросил эту версию Ратона. — Кто представит, что мы решились на бегство в грузовом вагоне? Вот и выехали — из наверняка блокированного Керафа… Нет, явно ищут кого-то другого. И что удивляться: постоянно бегут, их постоянно ищут! И кто вправду в чём-то виноват, и кто — ни в чём… Да, пока ты жертва — ты хороший; но, может быть, всего раз не выдержал, сорвался, дал отпор — уже беги, скрывайся… А власть сидит, как хищник в засаде, и караулит таких сорвавшихся, — продолжал Ратона, осторожно проходя вдоль борта к середине вагона, где собрались остальные. — И цель: не понять, не помочь исправить ошибки, если были, не вернуть полноценного члена общества — а наоборот… Сотне, тысяче человек готовы исковеркать жизнь, преследуя одного, кому не готовы простить мелочь…

— Хочешь сказать: в Тисаюме всё же искали кого-то конкретно? — переспросила Фиар. — И для этого собрали всех вместе? Тогда я не понимаю их логики…

— Я не о том сейчас думал, — объяснил Ратона, — И не к тому — про тысячу человек. Просто вырвалось… А думал: кому или чему в угоду всё так устроено? Общество состоит из личностей — и личность осознаёт себя духовным целым. Так чьи же "высшие интересы", в угоду которым личность настолько подавлена? И чему противостоит — если казалось бы, другой человек, тоже как личность, может всё понять? Но нет, он "при исполнении высшего долга" — может переступить и через одну, и через много личностей… В чьих интеpecax, в угоду чему?

"И я думал перед сном, — вспомнил, но не признался вслух Джантар. — Не зря, наверно — сейчас…"

— Как личность и понимает, — ответил Лартаяу. — И даже находит оправдания… Но больше для недостойных поступков: бедный, чего-то не имел.… И лишь в моральном плане — а юридическая ответственность этих тонкостей не разбирает. А нет прямой вины — находится косвенная… "Пропаганда", "подрывная деятельность" — когда один виноват фактически в том, что его не так понял другой; "недонесение о преступлении" — когда виноват, что не взял на себя функции следствия и суда, не определил признаки преступления в чужих действиях. Или наоборот, "лжесвидетельство": дал в суде показания, а они не подтвердились. Хотя сам мог не знать: прав ли, произнося такие-то слова…

— Но слова, произнесённые там, решают чью-то судьбу, — возразил Герм.

— При том, что сам — человек, который мог ошибаться! А в суде подход — будто всё знал, но пытался запутать следствие! И будто те, решающие его судьбу, сами так ошибиться не могут! Хотя казалось бы: зачем мелочно лезть в обстоятельства возможной вины одного — если допускают существование целого социального слоя, где драки, кражи, приём наркотиков, телесные наказания в семьях — норма жизни? И за то, что считают нормой многие — всякий раз карают случайно подвернувшегося одного! А мы надеемся, что те, кто стоят на страже такой справедливости, в чём-то разберутся, что-то поймут?

"Остатки последних сомнений… — вдруг понял Джантар. — Остатки какой-то веры, стремления быть честными, не выходя за рамки закона…"

— И что на перспективу? — переспросил Минакри. — Всё же подполье, борьба против такой власти? Или как?

— А что делать? — ответил Лартаяу. — Терпеть мнимую стабильность такого общества — и власть, что пожирает судьбы людей поодиночке? Отдельный человек — не более, чем потенциальная жертва на алтарь этой мнимой стабильности? Да и где хоть мнимая стабильность: власть не может справиться с cитyацией, идёт на поводу у психопатов, которые то нагнетают безнадёжность, то бросаются возрождать какую-то древность — и сама бывает втянута в массовые психозы? И тем даже опаснее — полномочия оказываются в руках сумасшедших! Наверно, так и было: один сошёл с ума, но для других он — начальство… Как тот "офицер военной прокуратуры" — для своих учеников! У них вообще со своим умом довольно туго: только приказ, только долг — будто этим можно оправдать всё! Нет, надо что-то радикально менять…

— И всё же… — начала Фиар. — Правда: как устроено общество, что за люди у власти — если возможно такое?

— Но пока что… — не сразу продолжил Минакри. — Прибудем в Алагари уже при свете дня…

— Главное же было: выбраться из Керафа, — напомнил Итагаро, мельком взглянув на серое небо. — О чём другом могли думать? Да и сейчас ещё рано. Потом, по обстоятельствам, будет видно…

— А насчёт подполья уже уверены? — переспросил Минакри. — И как это представляете? Хотя бы — с чего начать? Вернёмся в Тисаюм, но уже нелегально? Или будем искать горных жрецов? Но где: в Чхаино-Тмефанхии или на Каймирском нагорье? И вообще: мы, что, действительно собираемся создавать подпольную организацию, со своей программой и тайным членством? Но тогда и надо было начать — в Тисаюме, сейчас, по свежим впечатлениям? А мы бежим оттуда…