Тем не менее, авторитет Константинополя не мог быть забыт; и, несмотря на реформы Макария, бродячие монахи посещали Афон и напоминали русским о святой греческой традиции. Константинопольский патриарх по–прежнему был Вселенским патриархом и высшим церковным иерархом в православном мире. Даже самый страстный сторонник идеи Третьего Рима не представлял себе, как низвести его на низшую ступень. Сам царь не только хотел получить признание со стороны патриарха из‑за его традиционного авторитета, но также понимал, что он не может стать наследником византийских кесарей и светским главой православной ойкумены без благословения и поддержки патриарха. Патриарх, со своей стороны, также не мог позволить себе отвернуться от самой большой, богатой и сильной части Православной Церкви; и хотя в силу соглашения с Мехмедом Завоевателем османский султан становился светским защитником Церкви, а сам патриарх был административным и юридическим главой православного населения в пределах Османской империи, он не мог не приветствовать великого светского монарха, который своим влиянием мог облегчить участь православных под игом и, может быть, в один прекрасный день будет готов освободить их от рабства. Православное население под турецким владычеством стало смотреть на русского царя так же, как в Средние века православные христиане, жившие под властью арабов, рассматривали византийских императоров как защитников и последнюю надежду на обретение свободы.
В 1547 г. Иван IV был коронован своим митрополитом; обряд коронования был еще более точной копией с византийского, чем коронование его деда на полвека раньше. Он был помазан святым миром и прошел некое подобие полу–посвящения — почести, которые Иван III не получал.[517]
В 1551 г. царь созвал собор Русской церкви для обсуждения обрядовой практики на Руси, которая не совпадала с практикой Греческой церкви. Постановления, изданные собором, известным под названием Стоглав, были возведены в абсолютно обязательные правила. Это одностороннее решение неприятно поразило многих православных. Афонские монахи выступили против него, и некоторые русские монахи рассматривали решения собора как недействительные.[518] Константинопольского патриарха начали беспокоить столь далеко зашедшие действия царя. В 1561 г. патриарх Иоасаф II, которому Иван IV послал много дорогих даров, письменно подтвердил его царский титул, но деликатно предположил, что он должен был бы послать своего представителя, которому следовало совершить новое коронование от имени патриарха. Царь проигнорировал это предложение, на котором Иоасаф не дерзнул настаивать.[519] Вместо этого русские выдвинули с возрастающей энергией требование, чтобы их митрополит был возведен в ранг патриарха.Однако исполнить это желание было затруднительным, поскольку Русская церковь следовала политике самоизоляции. Если это возведение должно было получить признание православного мира, оно не могло быть совершено одними только русскими; оно нуждалось в сотрудничестве и утверждении со стороны уже существующих патриархов. Серьезные переговоры начались только в 1587 г., через три года после смерти Ивана Грозного. Его наследник, Феодор, был менее свирепым, в то время как Константинопольский патриарх Иеремия II был тонким дипломатом и реалистом. Откровенное заявление царя ясно отрицало заявление собора 1551 г., что Русская церковь была более православной, чем Константинопольская. Вместо этого его Церковь послала почтительную просьбу в Константинополь о том, чтобы следующий митрополит был возведен древними патриархами в ранг патриарха, выражая при этом надежду, что он будет поставлен третьим в их ряду, после патриархов Константинопольского и Александрийского, но перед Антиохийским и Иерусалимским.