Если Дугласа Хейга с трудом понимали даже современники, то сегодня он и вообще стал настоящей загадкой. На долю успешных генералов Первой мировой войны — тех, кто не сломался сразу или постепенно не впал в пессимизм, выпала нелегкая участь видеть в рапортах, которые ложились им на стол, возрастающие цифры потерь. Тем не менее рациональность рациональностью, а человеческие качества человеческими качествами, и если Жоффр был всегда невозмутимым, Гинденбург степенным, Фош пылким, а Кемаль решительным до безрассудства, то Хейг, в поведении на людях и в личных дневниках которого не обнаружилось никакого сочувствия к человеческим страданиям, если и компенсировал чем-то свое равнодушие, то внешне это никак не проявлялось. Он преодолевал ужасы Первой мировой, словно ведомый каким-то внутренним голосом, вещавшим ему о высшей цели и предначертанной судьбе. Как нам теперь известно, это не было просто позой. Парадокс в том, что Хейг увлекался спиритизмом — молодым офицером он посещал сеансы, во время которых общался с духом Наполеона, и в то же время был глубоко верующим человеком[465]
. Теперь Хейг попал под влияние одного из пресвитерианских капелланов. Проповеди этого святого отца укрепляли убеждение главнокомандующего британскими экспедиционными силами, что он напрямую общается с Господом и судьбой ему предназначено сыграть важную роль в претворении в жизнь Божественного замысла. Хейг считал, что его веру разделяют и солдаты — она вдохновляет их, помогая переносить опасности и страдания, выпадавшие на их долю в действиях, которыми он руководит[466].Тем не менее Хейг был опытным военачальником, превосходившим Френча во всех аспектах современной войны, что наиболее ярко проявилось в период подготовки наступления на Сомме. На этих пустынных возвышенностях бои шли только в первые недели войны. Немцы воспользовались передышкой, длившейся с 1914 года, чтобы возвести здесь самые мощные оборонительные укрепления на всем Западном фронте. Твердая сухая почва с меловыми отложениями позволяла строить блиндажи на глубине до 10 метров, неуязвимые для артиллерии, с запасами продовольствия и боеприпасов, чтобы выдержать осаду, а также подземным телефонным кабелем и глубокими ходами сообщения, ведущими в тыл. На поверхности немцы создали целую сеть пулеметных гнезд, простреливающих все подступы с безлесных низин, а перед траншеями установили плотные заграждения из колючей проволоки. Времени у них было достаточно. Из шести дивизий, защищавших сектор Соммы, 52-я находилась тут с апреля 1915 года, 12-я с октября, а 26 и 28-я резервные вообще с сентября 1914-го. Они позаботились о своей безопасности[467]
.По другую сторону нейтральной полосы с 1914 года почти ничего не изменилось. Французы, защищавшие этот сектор вплоть до продления британской линии обороны на юг в августе 1915-го, считали его спокойным. Оборону здесь держали артиллерия и немногочисленная пехота. Британцы были настроены более воинственно, однако к тому времени, как Хейг вступил в должность главнокомандующего, необходимая для наступления инфраструктура по-прежнему отсутствовала. По его указанию территорию за Соммой, от маленького торгового Альбера до Амьена — главного города департамента, находящегося в 40 километрах от передовой, — превратили в гигантский военный лагерь: проложили новые дороги к фронту, построили склады боеприпасов, оборудовали артиллерийские позиции и места, где будут дислоцироваться солдаты перед тем, как пойти в наступление. Как стратег Хейг не знал себе равных. Теперь ему нужно было показать талант тактика.